"​Верни алименты". Н.Сысойкина

— Что ты молчишь, Гена? Алименты почти шесть лет платил, выходит за чужого ребёнка? Я это так не оставлю, ты промолчишь, а я в суд пойду. Так и скажу Вальке: «Верни алименты». Она столько лет от нашей семьи кровные отрывала, детей наших обирала, а ты молчишь?

Геннадий всё ещё мял пачку сигарет в руках, так и не притронувшись к ним. Час назад он узнал, что ребёнок от первого брака, которого он считал своим, не его.

— Тише ты, кричишь, соседи услышат. Может, обойдётся всё. Как приехал, так и уедет.

Алевтина села рядом с мужем на крыльцо, села близко, прижалась к плечу.

— Как обойдётся, а деньги наши кто нам вернёт? Теперь понятно, что она с места сорвалась, тебя тут бросила и укатила. К тому мужику и ездила, а не в больницу.

— Аля, замолчи.

Жена умом понимала, что ему, тридцати четырёхлетнему мужчине, испытавшему всего час назад такое потрясение, нужна хотя бы минута тишины, собраться с мыслями в голове, обдумать всё и принять то, что произошло.

А Аля не могла молчать. Её разрывала эта несправедливость и не столько к мужу, сколько к ней самой, её семье. Её это же тоже касалось. В деревне работы нет, зарплата на ферме никудышная, так и этими копейками приходилось делиться. Алевтина даже ещё одну корову завела, чтобы сводить концы с концами, продавала молоко, творог. А теперь выходит зря они с мужем жилы столько лет рвали.

Летний жаркий день подходил к обеду, когда к зданию почты подъехал большой белый автомобиль. Из иномарки вышел молодой мужчина и у старушек на скамейке, расположившихся в тени здания, стал интересоваться: где дом Кузьминых, не знают ли они Валю.

Женщины хором указали на сорок третий дом по улице Лесной.

— Гена! Генка, да где ты? — запыхавшаяся соседка прибежала тут же и уже принялась стучать в окно.

Алевтина встретила бабу Нюру у дома.

— Что случилось, баб Нюр, что шумите?

— Так это. Генку надо. Срочно. Там, похоже, отец Стёпкин приехал.

— Какой отец, какого Стёпки? Вы толком расскажите.

— Сидим мы с девчатами у почты, подкатывает, значит, белый автомобиль, иностранный, огромный, словно сарай. Ага. Выходит из него мужик, лет сорока, и спрашивает Кузьминых. Валю спрашивает. А Стёпка ваш вылитый этот мужчина. Вот так, Аля, вели Генке к Кузьминых бежать.

Алевтина рукой махнула.

— Сериалов насмотрелись по телевизору, вот вам и чудится, может родственник приехал какой к Кузьминых, а вы мальчишку приплели сразу.

— Чего приплели, какие сериалы. Все знают, что Валька с пузом уже приехала с города.

— Баба Нюра, я вас уважаю, поэтому прощу, идите. Генке скажу.

— Слышал я, — Алевтина обернулась, а муж на крыльце стоял, слушал.

— Пойдёшь?

— Пойду. Только по другому вопросу. С сыном договаривались снасти приготовить, завтра на рыбалку идём, вот и пойду, как условились.

У дома Кузьминых, действительно, стоял белый джип. Во дворе, за высоким железным забором, был слышен разговор. Генка подошёл к двери, и не останавливаясь сразу же открыл её.

— День добрый, — поздоровался Геннадий.

— Ой, Геночка. Тут такое дело..., — бывшая тёща всплеснула руками.

— В дом пойдёмте, нечего соседей потешать, — бывший тесть даже не посмотрел на Гену, просто повернулся и зашёл в дом.

— Вали нет, уехала в город, приедет завтра, — словно, между прочим, произнесла Ольга Ивановна пока заходили домой, но Геннадий понял — эти слова предназначались ему.

Хозяин пригласил всех за стол. Когда расселись, Геннадий посмотрел на бывшего тестя и тёщу. Те отводили глаза, словно признавали вину за своей дочерью или за собой.

Мужчина, сидевший напротив, улыбался:

— Я Максим.

Гена кивнул, но руку протягивать не стал, просто ответил:

— Михайлов Геннадий.

У брюнета с тёмными глазами напротив улыбка сразу сошла с лица:

— А где Степан, можно его увидеть?

— Тут такое дело, Гена. Вот товарищ утверждает, что он отец Стёпы, — Константин Иванович так и не смотрел в глаза бывшему зятю.

— С чего вы взяли? — спросил Гена, обращаясь прямо к гостю.

Но даже не нужно было проводить экспертизу, тут и так было ясно, что сидящий напротив мужчина был отцом мальчика.

Генка сразу вспомнил, как почти год назад в бане подбадривал Стёпу, утверждал, что даже такие худенькие ручки можно накачать. А мальчик сомневался, жаловался на худобу и высокий рост.

— Дети обычно выше родителей, так что зря ты беспокоишься. Сегодня руки ноги растут, а завтра живот, — шутил Гена, хлопая мальчишку веником по худенькому телу.

Сейчас перед Геннадием сидел высокий, худощавый мужчина, с продолговатым лицом и ярко выраженными скулами. С явным миндалевидным разрезом глаз, точно таким же как у Стёпки.

Генка хотел сжать большие кулаки, но не стал. Смысл сейчас злиться. Сам он был невысокого роста, коренастый, со светлыми волосами. Валя тоже была женщиной в теле с русой косой. А мальчишка худенький, словно не в них, да ещё и жёстким чёрным волосом и тёмными глазами. Генетика не только на лицо и типу телосложения.

В Валентину Геннадий влюбился сразу, как вернулся домой и зашёл в ближайший магазин. Институт был позади, но заболела мать, и ему пришлось срочно уволиться с работы, на которую его совсем недавно взяли, и приехать обратно.

Валя работала в магазине рядом с Генкиным домом. Простой сельский магазинчик, который девушка «освещала». Весёлая, улыбчивая, словно раннее солнце, что только взошло. Таким солнцем наслаждаются, радуются, что оно есть. Вот и Геннадий попался. Валентина слишком быстро приняла ухаживания парня, ответила взаимностью. Осенью, уже через два месяца после знакомства, свадьбу сыграли, оказалось, что Валя беременна. Тогда заподозрить что-то Гена и не смел. Да и поводов не было.

Потом Степан родился. А через три года Валя неожиданно заявила, что подаёт на развод. Сказала, что разлюбила и жить с Геной больше не будет. А потом сорвалась и уехала в город на несколько дней. Вернулась понурая, но заявления о разводе не забрала. Так и развели.

Сейчас Геннадий смотрел на Максима и почему-то думал совсем о другом — что скажет сыну.

— По срокам всё сходится, да и тётя мне совсем недавно рассказала, что Валентина приходила ко мне в первый раз сообщить о ребёнке, но родственнице моей Валя не нравилась и она решила, что девушка врёт, чтобы женить на себе. Потом через года три снова приходила она ко мне, но я заграницей был.

— К вам женщина два раза с разницей в три года обращалась, а вы справки не навели, не расспросили, что ей нужно?

— Карьерой занят был, дела были. Да и рассказала мне тётя только сейчас об этом.

— Ну, допустим, — сказал Гена, — что вы сейчас хотите?

— Как что? С сыном познакомиться, время с ним провести.

— Степан записан моим ребёнком в свидетельстве.

— С этим проблем не будет. Сдадим анализы, проведём экспертизу и получим результаты отцовства.

— Вы так уверены в этом.

— Я всегда во всём уверен. У меня есть деньги и связи, — спокойно сказал Максим и отклонился на спинку стула.

Бывшие тёща и тесть молчали, только смотрели во время разговора то на одного мужчину, то на другого.

— Что же вы не поинтересовались о Вале и ребёнке раньше, раз уверены во всём?

Брюнет сразу перевёл тему:

— Знаю, что вы с Валентиной, Геннадий, в разводе. Я компенсирую то, что вы тратили на моего ребёнка.

— А вы хорошо осведомлены. Копейки мои посчитали?

— Сумму эту я могу удвоить, утроить и даже приписать нолик в конце.

— Да иди ты со своим ноликом… откуда приехал, — Генка даже встал со стула.

— Деда, видел у дома какая тачка стоит? — Стёпка вбежал в дом с широко распахнутыми глазами и стал тыкать пальцем в окно.

— Моя точила, нравится? Пошли, покатаю, я тебе ещё ноутбук привёз в подарок и так по мелочи, — распылялся Максим.

— Здравствуйте, простите, я вас не увидел, — опустил руку мальчик.

Генка в тот момент себя ненавидел, ущербным чувствовал, всё, что хотелось — провалиться, сбежать. И он сбежал.

Гена всё как было Алевтине сразу рассказал, не мог сдержаться, ходил туда-сюда от забора к бане, руками водил. А теперь что махать? Жизнь — она такая штука, поворотливая. К кому передом, а к кому задом.

А теперь сидели они с женой на крылечке дома вместе. Алевтина замолчала, как только Гена посмотрел на неё. Одного взгляда было достаточно, чтобы она перестала говорить.

Ночью Геннадий уснуть так и не смог. Ворочался долго, вздыхал, словно паровоз, но не спал, лежал, запрокинув руки за голову. Алевтина часто просыпалась, сначала просила лежать тише, а потом и вовсе выгнала мужа спать в летнюю кухню, где стоял старый диван.

— Мне через час вставать корову доить, а ты глаз сомкнуть не даёшь.

Гена послушно встал и вышел на улицу. До рассвета было ещё время. Пачка с сигаретами быстро пустела. Наконец, стали гаснуть невыносимо яркие звёзды, словно это их Гена сделал на небе, когда тушил то ли сигарету, то ли свои мысли.

— Пап, спишь что ли? — Стёпа тряс Геннадия за плечо.

— А, что? — встрепенулся тот.

— На рыбалку же собирались, ну...

— Я сейчас, Степа, сейчас сынок, брюки только, закемарил, — суетился мужчина.

По дороге на речку оба молчали каждый о своём. Уже на берегу, среди звенящей тишины, раздражаемой иногда всплеском речной глади, Стёпа вдруг спросил:

— Пап, а ты как думаешь, этот дядя Максим правда мой отец?

— Выходит так. Ты на него очень похож внешне, тут и анализы делать не надо.

— А как же ты? Ты тогда кто мне? Отчим?

— Выходит отчим.

— Ты, папа, не думай, я на его эти подарки не повёлся. Всё, как ты учил, сделал. Посмотрел сначала..., какой он человек. Что да как.

— И?

— Деньгами кичится, а сам пустышка. Не интересный совсем, без стержня.

Генка смахнул со щеки слезу:

— Дождь что ли?

— Это с липы, пап. На меня тоже капает. Клюёт, тяни...

И потянулось вверх солнце, начиная новый день, собирая в шар, распластанную по горизонту краску. Пробудились птицы, начиная будничную трель, и стала высыхать трава у берега.

Стёпка закидывал удочку в воду со знанием дела. А Гена смотрел на него и улыбался, он почему-то вспомнил вчерашние слова жены об алиментах и подумал про себя:

«Никаких денег не жалко, когда ребёнок растёт настоящим человеком».

Автор: Сысойкина Наталья