Мой дом здесь
Два дня Полинка просидела в нетопленом доме. Мать ушла в среду днем и велела дочери на улицу не высовываться. Когда Полинка ложилась спать, печка была еще теплой, а наутро дом уже выстыл. Матери не было, девочка выбралась из-под одеяла, сунула ноги в валенки и побежала на кухню. Здесь ничего не изменилось. На столе стояла закопченная кастрюля. В ней – Полинка помнила – лежали четыре картошки, сваренные в мундире. Две девочка съела вчера перед сном. На полу стояло почти полное ведро воды. Полинка почистила две картошины и позавтракала, макая их в соль и запивая водой.
Из подпола тянуло холодом, и девочка снова забралась в кровать. Она лежала под одеялом и прислушивалась к звукам, доносившимся с улицы. Полинка ждала, когда хлопнет калитка и придет мать. Она затопит печь, и в доме станет тепло. Мама сварит картошки, и высыпет ее на стол, а Полинка будет катать ее горячую, чтобы она скорее остыла. В прошлый раз мама принесла два пирожка с капустой, и Полинка съела их, запивая горячим чаем. Сейчас нет ни пирожков, ни чая, а главное – за окнами уже темнеет, а мама все еще не пришла. Пока совсем не стемнело, девочка пробралась на кухню и доела оставшуюся картошку, зачерпнула кружку воды и поставила на стул рядом с кроватью. Потом она завернулась в старую материну толстовку, натянула на голову капюшон и снова забралась под одеяло. За окнами было темно, в доме холодно.
Полинка, маленькая девочка шести лет, лежала в кровати под старым странным одеялом, стараясь согреться, и ждала, когда вернется мать. Утром ничего не изменилось, разве что в доме было еще холоднее и есть было нечего. Полинка притащила из коридора пять поленьев – ей пришлось для этого сходить туда два раза. Потом девочка подтащила к печке табуретку, встала на нее и кочергой открыла заслонку. Правда, получилось это не с первого раза, и на девочку посыпались сверху хлопья сажи и какая-то труха. Полинка не раз видела, как мать растапливает печь, и она старалась делать все точно так же. Сначала положила в печь два полена, затем оторвала от старой газеты несколько листков, смяла и воткнула их между поленьями, а сверху уложила сухую бересту, а на нее еще полено. Потом подожгла бумагу и бересту. А когда занялись поленья, засунула в печь еще два и закрыла дверцу.
После этого Полинка вымыла с десяток сырых картофелин, положила их в чугун, залила водой и, встав на табуретку, задвинула его в под печи. Девочка устала, пока все это делала, но ей показалось, что в комнате стало теплее. Теперь надо было ждать, пока печь как следует согреет дом и сварится картошка. Когда-то у Полинки был папа, но она его не помнила. Он собрал свои вещи и уехал в город, потому что мама часто уходила в гости к своим подругам и, как говорила бабушка, «заливала глаза». Пока была жива бабушка, Полинке жилось хорошо. В доме всегда было чисто, тепло и пахло пирогами. Бабушка часто пекла пироги с капустой, с морковью, с ягодами. А еще она готовила в чугунке вкусную пшенную кашу – ставила перед Полинкой тарелку и рядом – кружку топленого молока. Тогда в доме был телевизор. И Полинка смотрела мультфильмы, а бабушка – кино, которое называлось странным словом – «сериалы». Без бабушки стало совсем плохо. Мама уходила днем и возвращалась ночью, когда Полинка уже спала.
Дома часто не было еды, и девочка довольствовалась вареной картошкой и хлебом. Прошлой весной мама не посадила огород, поэтому в этом году даже картошки было мало. Куда делся телевизор, Полинка не знала. Так надолго, как в этот раз, мама еще не уходила. В доме стало тепло, картошка сварилась. Полинка нашла в шкафу на кухне бутылку с подсолнечным маслом. Масла было мало – всего столовая ложка, но горячая картошка с маслом – гораздо вкуснее, чем холодная безо всего. Заварив в кружке малиновый лист, Полинка напилась горячего чая, и ей стало жарко. Она сняла материну толстовку, легла на кровать и заснула.
Проснулась девочка от шума. В комнате разговаривали соседи – баба Маша и дед Егор и еще какой-то незнакомый человек. – Захаровна, – обратился незнакомец к бабе Маше, – ты тогда на пару дней возьми девочку к себе, отцу я позвонил – он в воскресенье приедет. Сейчас из района следователь и врач прибудут. Я их здесь подожду. Баба Маша поискала, во что одеть Полинку, ничего не найдя, надела на нее ту же материну толстовку, а сверху замотала старым бабушкиным платком. Когда они вышли в коридор, Полинка увидела, что около поленницы лежит что-то, прикрытое двумя мешками. Из-под одного торчала нога, обутая в материн ботинок.
Баба Маша привела Полинку к себе в дом и велела мужу затопить баню. Она вымыла девочку, хорошенько попарила ее березовым веником, завернула в большое полотенце, посадила в предбаннике и велела ждать. Через несколько минут вернулась с чистой одеждой. Полинка сидела за столом в байковой пижаме, шерстяных носках. На голове ее был повязан белый в голубенькую крапинку платок. Перед девочкой стояла тарелка с борщом. В комнату вошла женщина, посмотрела на Полинку, тяжело вздохнула. – Вот, Мария Захаровна, – протянула она бабе Маше большой пакет, – кое-какие вещички для девочки. Мои-то уж выросли. Тут и курточка зимняя есть. Горе-то какое. – Спасибо, Катя, – ответила ей баба Маша и повернулась к Полинке, – поела? Пойдем, я тебе в той комнате мультфильмы включу. В этот день и на следующий к Марии Захаровне приходили еще несколько женщин. Из обрывков разговоров Полинка поняла, что маму нашли замерзшей в сугробе совершенно случайно. А еще – кто-то позвонил ее папе, и он скоро приедет. Полинка жалела маму и скучала по ней. Ночью она тихонько, чтобы никто не слышал плакала, укрывшись с головой одеялом.
Приехал отец. Полинка с любопытством смотрела на высокого темноволосого мужчину, которого она совсем не помнила. Она немного побаивалась его и поэтому сторонилась. Он тоже смотрел на девочку изучающе и только один раз, при знакомстве, как-то неловко погладил ее по голове. Отец не мог надолго задержаться, поэтому они уехали на следующий день. Перед отъездом он закрыл ставни, досками крест-накрест заколотил окна и двери и попросил соседей присматривать за домом. Баба Маша на прощанье сказала Полинке: – У отца есть жена – Валентина. Она будет тебе матерью. Ты ее во всем слушайся, не перечь. По дому помогай. Тогда она тебя любить будет. Кроме отца, у тебя никого нет, и другого дома, кроме отцовского, тоже нет. Но Валентина Полинку так и не полюбила. Своих детей у женщины не было, и она, наверное, не знала, как это – любить детей. Но девочку Валентина не обижала. Следила за тем, чтобы Полинка всегда была аккуратно одета, правда, новые вещи покупала очень редко, довольствуясь тем, что отдавали ей для девочки коллеги и знакомые. Сразу, как только отец привез Полинку, Валентина «похлопотала» и устроила девочку в садик. Утром отводила, вечером после работы забирала. Дома сразу начинала заниматься ужином или другими хозяйственными делами, а Полинка сидела у себя в комнате и смотрела в окно или рисовала. Отец тоже не часто разговаривал с дочерью, считал, что все, что нужно, он для нее делает: сыта, одета, обута – что еще?
Когда Полинка пошла в школу, она тоже не доставляла никаких хлопот ни отцу, ни Валентине. Училась нормально, а основном на четверки, а по математике, физике и химии у нее были тройки. Но учителя говорили, что девочка старается, просто точные предметы ей не даются. Зато она была первой на уроках труда, особенно когда девочки что-нибудь шили, вязали или вышивали. Даже учительница удивлялась, как ловко у Полинки все получается. Ольга Юрьевна только покажет новый шов или узор, Полина за ней повторяет, будто уже давно все умеет и знает. Так и жила Полина в семье отца: лет с десяти сама убирала квартиру, могла перегладить гору белья, а с тринадцати лет готовила на всю семью. С Валентиной они общались только по хозяйственным делам, но Полине, казалось, большего и не надо было. Отец был доволен, что дома было спокойно, никаких кризисов подросткового возраста, которыми пугали его коллеги, имеющие дочерей. А молчаливость и необщительность дочери он считал чертой ее характера. После девятого класса Полина сказала, что хочет поступить в колледж и выучиться на закройщика и портного. Отец сходил с ней в промышленно-экономический колледж, они подали документы, и с сентября Полина начала учиться. Она так же выполняла много работы по дому, но сейчас еще стала шить.
У Валентины была старая швейная машинка, Полина наладила ее, и теперь не было проблем, если надо было подрубить полотенца, сшить новые шторы или выполнить ремонт одежды. Девушка все это делала сама. К ней стали обращаться соседи – кому брюки укоротить, кому постельное белье нестандартного размера сшить. Брала она недорого, но деньги эти не тратила – собирала. Три года пролетели незаметно. Закончилась учеба, Полине исполнилось восемнадцать лет.
Неожиданно для отца девушка заявила, что хочет вернуться в родную деревню. – Разве тебе плохо здесь? Почему ты уезжаешь? – спросил отец. – Вы вырастили меня, и я вам очень благодарна. Но дальше я сама. Свой дом Полина еле нашла. Ее деревня, в отличие от многих других, не умирала, а наоборот, росла – рядом несколько лет назад прошла новая дорога, появились новые жители, построили новые дома. Дом, который раньше казался Полине огромным, теперь смотрелся как неказистая избушка на фоне выросших двухэтажных коттеджей. Правда, несколько соседних домов остались прежними. Вот с одной стороны дом бабы Маши, а с другой – деда Егора. Интересно, живы ли они? Полина открыла калитку – та скрипела так же, как в то время, когда маленькая Полинки прислушиваясь к этому скрипу, ожидая мать. Девушка поднялась на крыльцо. «Без инструментов в дом не попасть», – подумала она. Оставив вещи на крыльце, она пошла к дому бабы Маши. Полина вошла в калитку и увидела пожилую женщину, которая полола клумбу с цветами. – Здравствуйте, – сказала Полина. Женщина выпрямилась и пристально посмотрела на девушку: – Здравствуйте, – ответила она. – Вы кто же будете? Лицо вроде знакомое… – Мария Захаровна, это же я, Полинка. – И правда, Полинка! А как на мать-то похожа! – воскликнула баба Маша. – Приехала! – Приехала, да только в дом попасть не могу. Нет ли у вас какого -нибудь гвоздодера или еще чего-нибудь, чтобы доски оторвать? – спросила Полина. – Сейчас, погоди! – сказала она и крикнула в сторону дома: «Захар! Иди-ка сюда!» На крыльцо вышел парень лет двадцати. – Внучек! Возьми какой-нибудь инструмент, помоги соседке дом открыть. Через час все окна и двери были открыты, и Полина вошла в дом, в котором не была двенадцать лет. Вот здесь, в коридоре лежала мать, когда она в последний раз видела ее, вернее ее ноги, обутые в коричневые ботинки со сбитыми носами. Вот на кровати стеганое одеяло, под которым она пыталась согреться. Ведро, чугунок, закопченная кастрюля.
Полина будто снова вернулась на двенадцать лет назад. Она вспомнила наказ бабы Маши: «Веди себя хорошо, и тебя будут любить. Никакого другого дома, кроме отцовского, у тебя нет». «Как же нет? Вот он, старый, с покосившимся крыльцом, но такой родной! – подумала Полина. – Здесь я буду счастлива!» Почти неделю она мыла, чистила, стирала, красила. Нашла печника в соседней деревне – он прочистил трубу и наладил печь, а Полина ее побелила. Выбросила кучу старого хлама из кладовки и с чердака, повесила новые занавески. Захар помог ей поправить крыльцо и завалившийся в нескольких местах забор. И все это время к ее дому приходили жители деревни – те, что помнили ее и ее мать, удивлялись, что она из города решила переехать сюда. Отец, наверное, не узнал бы свою молчаливую, необщительную дочь – с лица Полины не сходила улыбка. Она была разговорчива и дружелюбна. Местный тракторист вспахал ей огород, и хотя было уже поздно, но Полина под руководством Марии Захаровны смогла кое-что посадить и привести в порядок ягодные кусты. – Ничего, в этом году ты с рассадой опоздала, а в следующем посадишь все, что нужно, – говорила баба Маша. Закончив с домом, Полина устроилась на работу – пока не по специальности. Не было в деревне ателье, где она могла бы работать, и швейной машинки у нее не было. Поэтому пошла она работать на почту. И не за стеклом сидеть, а развозить почту по трем соседним деревням. Выдали ей казенный велосипед, и поехала Полина крутить педали: до одной деревни – два километра, до другой – три.
С первой зарплаты купила себе швейную машинку, со второй – оверлок. Стала шить – сначала для дома, потом и заказчики нашлись. Немного, конечно, деревня – не город, но понемногу и в соседних деревнях о ней узнали. Стали люди приходить. А через пару лет почту развозил уже другой почтальон – Полине огорода и заработка на шитье вполне хватало. Тем более что на велосипеде ей уже трудно было ездить – они с Захаром, за которого Полина замуж вышла, ждали первенца. С отцом и Валентиной Полина общалась, они на свадьбу приезжали, звали молодых в город. Но те отказались: – Мой дом здесь, – сказала Полина.
Автор: Татьяна В.
