ПЕТЬКА СОПЛЯ.

Над Петькой всегда все смеялись. Был он щупленьким, маленьким, болезненным, тихим. Уши как локаторы, нос картошкой, а на носу этом очки. И не просто очки, а ещё и на резиночке вокруг головы. Мамка затягивала, чтобы не спадали.В детском саду он часто писался. И воспитательница из каких-то своих педагогических побуждений ставила его в мокрых, старых, растянутых колготках, с дырками на пальцах, перед всей группой на стул и говорила: «Смотрите, дети, Петя у нас маленький. Петя описался! Стыдно, Петя!»Петьке было стыдно. Очень. Он стоял опустив голову, а из носа у него вытекала предательская зеленая сопля. Он громко втягивал ее обратно, а она опять текла. А дети смеялись. И из-за мокрых колготок, и из-за этой сопли. И просто, потому что воспитательница так хотела.Потом в школе, когда его так же будут ставить за какие-то провинности перед классом, а повзрослевшие дети будут смеяться, он опять будет опускать голову, а из носа так же будет течь. И к нему надолго приклеится – Петька Сопля…***Самым ярким воспоминанием его раннего, «досадовского» детства было мамино окровавленное лицо. И папкин пьяный крик: «Убью!»Отец бил, мамкина голова болталась из стороны в сторону, как на нитке, и Петька боялся, что она оторвётся.Мама старалась не кричать, не хотела пугать сына. Лишь закрывала голову руками и шептала: «Выйди, сынок, не смотри».А Петька от страха не мог даже уйти. Он забился в угол и, как загипнотизированный, смотрел на мамкину мотыляющуюся голову. И описался…Папка тоже смеялся тогда над ним. Каким-то сумасшедшим пьяным смехом. И орал: «Ты не мужик, ты – сыкун!»…Потом отец по пьяни убил кого-то на улице, его посадили. В колонии он и сгинул.Чуть повзрослев, Петя узнает, что замуж за папку его мать вышла, пытаясь сбежать от точно такого же своего отца – буйного алкоголика, который так же бил смертным боем его тихую, безответную бабушку Веру. От такой жизни умерла она совсем не старой, в 58 лет. И на похоронах люди даже не понимали, хорошо это или плохо. Лишь тихо повторяли: «Отмучилась, сердешная».Бил он и Ольку. И пошла она за первого встречного, лишь бы кончился весь этот кошмар.Сбежать не получилось. Муж оказался таким же.***Но помер в колонии отец. И остались они с мамой Олей одни. Оба тихие, забитые. Поломанные какие-то. И не грустили из-за этого, и не радовались. Ковыляли дальше по жизни.Жили бедно. Ольга получала пенсию по инвалидности (отбил ей муж почки) и работала у них в подъезде консьержкой и уборщицей. Иногда, за какие-то копейки, жильцы просили ее прибраться у них дома. Она делала всё старательно и молча. Люди ее не обижали, но считали странной и относились свысока. Может, специально, а может, и нет.«А Петька слушал и думал, хорошо это, что он тихий, или нет»Она и дома много молчала, но Петьку любила очень. Обнимет, бывало, и плачет… И шепчет: «Что ж за судьба у нас такая, сынок… Хорошо, хоть ты на отца с дедом не похож… Тихий».А Петька слушал и думал, хорошо это, что он тихий, или нет.***Ни в классе, ни во дворе его не любили. Таких вообще не любят. Неудачников, которых побила жизнь. Как будто считают, что раз не добила, то обязательно нужно добить.Как-то в школе затащили его мальчишки в туалет и давай дразнить: «Сопля! Сопля! А твой отец – убийца! А мамка – уборщица!». А один добавил: «Она и у нас дома толчок моет!».Петька хотел убежать, а они начали толкать его и смеяться: «Трус! Ну, ударь, ударь!». А Петька не мог. Он боялся драться – всё вспоминал то мамкино окровавленное лицо и звериный оскал отца. И ему, как и тогда, хотелось забиться в какой-нибудь угол.Мальчишки сорвали с него очки, а Игорек, тот, который хвастался про толчок, швырнул их в унитаз. Петька испугано щурился, а потом заплакал. И потекла та сопля… Его били… Били и хохотали… Потому что ТИХИЙ. А они – сильные. И пригрозили напоследок: «Скажешь кому – ещё больше получишь».Он не сказал. Когда все ушли, залез рукой в унитаз и достал свои очки на резиночке. А когда вернулся в класс, на доске было написано: «Сопля – трус!».***Спокойней всего ему было в больнице. Петька часто болел бронхитами, воспалением легких. Мог лежать там неделями. Врачи были хорошие, добрые. Над ним не смеялись. А молоденькая улыбчивая медсестра Ириша даже угощала конфетами.Мамка приходила, жалела. Ей иногда даже разрешали оставаться на ночь – за это она мыла в больнице коридоры. Спали они тогда в обнимку на одной кровати. И Петька все просил: «Мам, давай уедем!»…. Но ехать им было некуда.Нет, была, конечно, в жизни мальчика не одна тьма кромешная. Были и счастливые дни. Они с мамой очень любили животных. И то она приносила с улицы голубя с подбитым крылом, и они его лечили. И радостно смотрели, как он улетал от них с балкона, махнув благодарно на прощанье крылом… То он – слепого щенка, которого они долго выхаживали, и стал он Бобиком, верным Петькиным другом… То котенка с перебитой лапой. И возились с ним. И выросла из него кошка Маруська. Ласковая, нежная. Правда, хромая…Сами несчастные и «подбитые», таких же подбитых понимали и жалели. И дарили им своё тепло. А те им – своё.***Однажды пошёл Петька гулять с Бобиком на реку. Была зима, вода замёрзла, но лёд был тонкий, а кое-где виделись полыньи. Дело было в южном городке, где зимы не очень холодные. И ходить по льду там очень опасно – ненадежный.Но самые отчаянные рыбаки всё равно умудрялись сидеть целыми днями на реке и ловить в полыньях рыбу. Каждую зиму кто-то там тонул, но мужичков это не останавливало. Тяпнули водочки «для сугреву» – и вперёд…В общем, шёл Петька вдоль реки, думал о чём-то своём, а впереди бежал верный Бобик. Вдруг видит – одноклассники. И те, кто тогда в туалете бил, и другие. Столпились у парапета и что-то шумно обсуждают.Хотел Петька их обойти, чтобы, как всегда, на насмешки не нарваться и про «Соплю» не услышать, но посмотрел в ту сторону, куда они пальцами показывали – а там, на льду, котёнок.Кто-то из рыбаков мелкий улов высыпал, и трепыхались ещё живые рыбки. К ним и полз полосатый малыш. Голодный, наверное. Или просто поиграть хотел. Лапки на льду разъезжаются, падает, на пузе скользит, но встаёт и дальше ползёт. А впереди трещины и полыньи.– Спорим, доползет! – Говорил кто-то из мальчишек.– Да не! Провалится, потонет.– На что спорим?– На десятку…Вдруг задние лапки котёнка провалились под лёд. Пытается он выбраться, когтями за край проталины хватается, орет истошно. Но ничего не выходит.– Ну всё! Капец кошарику, – подытожили мальчишки.– С тебя десятка.– Ой, мамочки, – зажмурились девчонки.– Сопля, слабо котёнка достать? – Крикнул вдруг кто-то из пацанов. И остальные «заржали» и собрались уже уходить…– Сопля! Ты шо, дурак! Мы ж пошутили!.. Но Петька уже куртку с себя скинул – и на лёд. Бобик – за ним. Не оставил друга в беде.– Куда?! Стоять! – Заорал им вслед какой-то мужик, сбросил с себя всё, кроме подштанников, и, обнажив всё в татуировках мускулистое тело, ринулся следом…Петька с Бобиком кое-как до котёнка доползли, мальчишка взял его на руки, и тут лёд треснул, и все втроём, действительно, утонули бы, если бы тот дядька не подоспел. Всех и вытащил.– Так, греться, здесь рядом! – скомандовал он.Даже не стал одеваться, чтобы пацан не замёрз. Схватил свои вещи – и бегом.И странная компания – мокрый Петька с перепуганным котёнком на руках, Бобик и мужчина в подштанниках – куда-то побежали.***В метрах семидесяти от набережной был храм. Туда и потащил всех полуголый спаситель.– Картина Репина «Не ждали», – удивлённо произнёс местный настоятель отец Евгений.Но подробности выяснять пока не стал, а собрал все тёплые вещи, какие там были, и укутал «пловцов». И даже Бобика с котёнком. Порылся в каком-то пакете, достал сыр, но есть зверьё отправил в притвор…– Варвара Васильевна, – вскипятите нам, пожалуйста, чайку, – крикнул батюшка старенькой просфорнице. Она как раз на кухне тесто месила.А пока готовился чай, татуированный мужчина рассказывал ему подробности «спасательной операции», растирал Петьку и всё приговаривал:– Ну ты мужик! Вот это мужик! Уважаю! И не испугался ведь! От неожиданности мальчишка даже перестал дрожать. Мужиком его ещё никто не называл. Соплей только. Да и не знал он сам, испугался или нет. Просто жалко стало котёнка. До слез жалко…«Петька робко улыбнулся и прищурил подслеповатые глаза. Чтобы лучше разглядеть этого необычного человека в чёрном платье, который назвал его героем»– Тебя, кстати, как зовут?– Петька.– Петр! «Камень», значит, – улыбнулся мужчина. – Камень! – И радостно потряс его за плечи.Но Петька ничего не понял. Что за камень?– А меня Сергей. Но многие называют Спецназ. Будем знакомы.– Да! Спецназ у нас герой, – улыбнулся отец Евгений. Воевал. В каких только передрягах не был. И ордена у него, и ранения. Ну, он тебе сам потом расскажет… И ты, Петя, герой! Сергей покраснел и махнул рукой. А Петька робко улыбнулся и прищурил подслеповатые глаза. Чтобы лучше разглядеть этого необычного человека в чёрном «платье», который назвал его героем. Очки-то утонули.А в дверях неуверенно переминались с ноги на ногу мальчишки. Прибежали следом – интересно же. Слушали, шептались.– Ну, что стоите, заходите, – позвал их батюшка. – Это ваш друг? Хороший у вас друг.Пацаны молчали…***Как Петьку ни растирали, ни поили чаем, все равно он заболел. И две недели пролежал в больнице с воспалением легких.Мамка, как всегда, навещала его. И рассказала, что тот котёнок теперь живёт у них дома. И зовут его Мурзик.А однажды пришёл к нему Спецназ. Серьёзно, по-мужски пожал руку и подарил военную фуражку. О Бобике спрашивал, о котёнке. Петька сначала смущался, а потом осмелел, разговорился. И сидели они так до вечера – болтали…Спецназ-то ведь сам был не из счастливых. Да, герой, да, воевал… Но после ранения «списали» его, и вернулся он домой. А дома никого. Жена к другому ушла.Пил он с горя, убить ее хотел. Но вытащил его отец Евгений, работу на стройке нашёл, в храм к себе привёл. Отогрел…Пока Петька общался со своим посетителем, несколько раз заглядывала улыбчивая медсестра Ириша. Косилась на Спецназа, но не прогоняла, хотя время посещений давно закончилось.Отец Евгений тоже Петьку навестил. И не один, а с пацанами. Узнал как-то, что не ладится у них в классе.– Извини, – буркнули мальчишки. – Мы это… Вот тебе апельсины…Батюшка тоже не с пустыми руками пришёл. Игру принёс – настольный футбол.– Ну что, сразимся? – хитро спросил он.– Давай, давай, мочи, – кричал один.– Эх, мазила!– Петька, ну давай…– Гооооол! Веселились, смеялись – и батюшка, и мальчишки, и Петька. Как будто не было ни «Сопли», ни драк, ни слез, ни обид…– Так! Что тут у вас? Батюшка! Что это вы тут устроили?! Больной, а ну в постель! Быстро! – это медсестра Ириша прибежала на крики. А сама улыбается…– Петь, мы завтра придём к тебе поиграть, ладно? – попросили пацаны.***Случилось это лет за пять до того, как я впервые попала в тот храм к отцу Евгению.Помню, очень мне тогда понравился один юный алтарник. Парень лет четырнадцати. Стройный, симпатичный, серьёзный – в очках. Правда, уши- локаторы. Но они совсем его не портили.Приходские девчонки на него засматривались, а он вёл себя степенно – ответственным же делом занят. Но нет-нет, а бросал из-под очков взгляды на одну из них – рыженькую с веснушками. А после службы дал ей просфору.Помню ещё, подошёл к нему статный мужчина с военной выправкой и по-мужски пожал руку. А с ним была улыбчивая девушка, и он ласково обнимал ее за плечи.Мы познакомимся, и я узнаю, что это Спецназ и новая жена его – та самая медсестра Ириша. Любящая и верная. Не зря тогда в больнице она на него всё косилась.На лавочке в храме юного алтарника ждала женщина. Потом я узнаю, что это Ольга, его мама… Тогда, после истории с котёнком и знакомства с отцом Евгением, они вместе с сыном начали постепенно ходить в храм.Идут годы. Я каждое лето приезжаю в тот городок и почти сразу бегу в маленький храм к отцу Евгению. Меня там любят и ждут. Там всех ждут…У Спецназа уже пять детей – все мальчишки. И все хотят стать военными. А Ириша всё ждёт, что пошлёт им Бог напоследок девочку.Петькина мама Оля работает в свечной лавке. Женщина она тихая, приветливая, и ее все любят.Сам Петька уже взрослый молодой человек. Петр. Камень. Закончил семинарию и женился на рыжей девчонке с веснушками – Верке. И подозреваю, скоро она будет не Верка, а матушка Вера.А Петька Сопля… Петька Сопля остался в прошлой жизни. И никто об этом уже не вспоминает.Ах, да, забыла. Есть там ещё один человек. Игорек. Тот самый Игорек, который когда-то в школе кинул Петины очки в унитаз. Но после того больничного футбола стали они друзья – не разлей вода. И он тоже помогает в храме отцу Евгению.Вот теперь, наверное, и всё.