Повесть "Я подарю тебе Вечность!" Автор - Катя Курская.

День Первый. Четверг.

Глава 1.

Хотите, верьте, хотите — нет. Но...
За всю свою жизнь, в деревне я была один раз, по случаю.
Это были три дня жизни, оставшиеся в памяти навсегда. Сейчас, горожан и селен внешне не отличить. Да и сам уклад жизни, стер грани различий между городом и деревней. Мне трудно судить, стала ли наша жизнь от этого лучше, но в 1970 году всё было совсем иначе.
Приглашаю вас совершить путешествие на 50 лет назад, со мной в деревню.
И так, мне 15 лет.
Память переносит меня в тот далёкий мир, где ещё живы мои родители, бабушка...
Я хожу в школу, в 8 класс, занимаюсь музыкой и вокалом, дружу с соседскими девочками, приехавшими в город, получить специальное образование. Они живут в доме у родственников — наших соседей. Мы быстро познакомились и подружились.
Девочки были родными сёстрами, чуть старше меня. Одна поступила учиться в техникум, на базе 10 классов, а младшая – на базе 8.
Я показывала им родной город, местные достопримечательности, а они рассказывали о романтике деревенской жизни, да так, что мне захотелось всё это увидеть своими глазами.
Дня три, я ходила по дому, вымаливая разрешения, поехать погостить в деревню, на пару дней, благо и повод был! Прежде, чем дать согласие, моя семья пригласила девочек к нам в гости, на чай. Во время чаепития, моя бабуля, устроила им небольшой экзамен, чтобы убедиться, что они из приличной семьи, пусть и сельской. Девочки вели себя за столом, как гимназистки – скромно, тактично и манерно и весьма понравились моей бабушке. Впрочем, то, что их мама — директор школы, а отец работает начальником МТС, сыграло не последнюю роль, в мою пользу.
Ура! Мне разрешили поехать в деревню, в гости!
Мама написала записку в школу с просьбой отпустить меня на три дня, по уважительной причине — помочь выкопать картошку, что, отчасти, было правдой.
Фактически, это была моя первая самостоятельная поездка, впрочем, как и сам сбор картошки. Мама заботливо собрала большую сумку, будто провожала дочь, как минимум, на месяц, на Северный Полюс! Кроме моих вещей и средств личной гигиены, она положила — красивое махровое полотенце, большой пакет конфет и вафельный торт, в подарок принимающей стороне.
В четверг, рано утром, наша маленькая компания отправилась в путь, таща тяжёлую сумку, одну на всех. На вокзале я, с удивлением, узнаю от подруг, что билеты до Щигров, куда мы направлялись, брать в кассе не будем, потому, что билеты на электричку, тем более, в четверг, берут одни дураки!!!
Доехали нормально, без ревизоров и кондукторов.
Правда, весь путь, пришлось простоять в тамбуре, рядом с туалетом, прислушиваясь к каждому шороху, чтобы, если что...
В Щиграх, мы вышли на платформу, прошли на привокзальную площадь, надеясь найти попутку до нашей деревни. Но, в четверг, в разгар рабочего дня, там никого из «НАШИХ» не было.
Вот три длинноногие пацанки, сняв обувь, шлёпают босыми ногами по тёплому асфальту, пользуясь последним теплом уходящего Бабьего лета! Асфальт очень быстро закончился, началась не ровная, пыльная, просёлочная дорога. Ноги девочек были привычны к босым пешим прогулкам, а мои категорически сказали – « НЕТ!» и пригрозили кровавыми мозолями.
Экзотика экзотикой, но я надела туфли, на что девчонки фыркнули:
— Какие мы нежные!
Ладно, решила я — переживу! Далее меня ждало ещё одно открытие:
— Будем идти по просёлочной, до ночи не доберёмся и попуток, как назло, нет! — сказала старшая сестра — Нина.
— Надо идти напрямки, ПО ПАХОТЕ, так будет быстрее.
Я пожала плечами:
— Раз надо, пойдём!
Вы ходили когда-нибудь по свежевспаханному полю, где большие комья твёрдой земли, остатки колкой соломы и полосы борозд, словно заключили договор, принести путникам сплошные муки? Ноги проваливаются в пахоту, почти до колен, тяжёлая сумка вырывается из рук.
Мне захотелось сесть на высокую борозду и горько заплакать:
— Ах, мама, мама! Зачем ты меня отпустила в эту ужасную деревню!
Девчонки, заметив моё душевное состояние, громко запели, стараясь отвлечь меня от горьких раздумий:
— Мы на лодочке катались, золотистой, золотой.
Не гребли, а целовались, не качай брат, головой.
Неожиданно для себя, я присоединилась к ним в припеве, своим классическим сопрано, с бесшабашной весёлостью, столь не похожей на внутреннее состояние моей измученной души, запела так, что подруги замерли с открытыми ртами:
— В лесу, говорят, в бору, говорят, растёт, говорят сосёнка.
Понравился мне девочке молоденький мальчонка!
И, вот мы вместе выводим, на всю округу:
— А он, говорят, нахал, говорят, каких, говорят, не мало!
А я говорю, люблю, говорю, его, говорю, нахала!
Мы начинаем импровизировать, хохочем так, как умеет это делать лишь беззаботная молодость. И дорога нам уже не в тягость!
За долгий путь, песен успели перепеть, не мало! Мою любимую «Тонкую рябину», лирическую «Живёт моя отрада», печальную «Окрасился месяц багрянцем». Тогда, впервые для себя, услышала — «Ой, мама, мама! Люблю цыгана Яна», «Виновата ли я». Эти песни в нашей семье никогда не исполнялись, хотя петь мы любили, особенно мелодичные украинские и польские песни. Их прекрасно исполняла моя бабушка, которой, дружно, подпевала вся семья.
Из бабушкиного репертуара, спотыкаясь в бороздах, я исполнила для подруг — «Дивлюсь я на нибо», а модную, тогда, «Черемшину», пели вместе на украинском языке.
И не удивительно! В Курске, расположенном, рядом с Харьковом, жило тогда много украинцев, евреев.
В моей школе, за партами, сидели рядом, дети разных национальностей: русские, евреи, татары, украинцы, таджики, узбеки, финны, белорусы… Было много детей и от смешанных браков. Здесь, никогда не возникало вопрос:
— Ты кто?
Мы смотрели друг на друга, как равные, а друзей выбирали по характеру и личным качествам.
Местный, курский диалект, памяти моего детства, особенно, на базаре, мало чем отличался от одесского, звучал, примерно так:
— Ой, дамачка, ну шо вы тут всё ходите и ходите? Вам пора остановиться и посмотреть, какие я тут для вас грибочки выложил!
— А как вы их продаёте, ведром или той горсточкой? Почём?
— Ну, шо ви, вначале посмотрите на товар. Ви ж в него влюбитися, глядите, прям с лесу, под ёлочками с утречка собрал, как знал, шо ви до мэни прийдите. А цена, так, то мелочи! С вас я возьму грошив ...
Называлась цена. Затем шёл долгий торг, похожий на театральное действие. Я стояла рядом с мамой, моя смекалистая голова, набиралась опыта базарного торга. Это было настоящее искусство:
— Да вы шо? За кучку этих грибов, такие деньги? Их не то, что на суп, их и на нюх не хватит!!!
Продавец щедро подкладывал ещё грибочков из большого ведра.
-Ну? Теперь хватит? Ви давольны? Подивитесь, яки воны гарны!
— Ладно, уговорил! Так и быть, возьму, но… гривенник скинь. Шо б ни по — твоему, ни по мо — моемому было!
Довольные стороны, улыбались друг другу на прощанье, причём каждый был со своим интересом – покупатель с грибами, а продавец с деньгами.
Далее, вернувшись с рынка, мама рассказывала бабушке, в лицах, как, что и почём она купила. Бабушка внимательно слушала, делала свои замечания.
На рынке тогда обмана не было! Если покупатель замечал обман, всё решалось сразу, под свист и крики собравшегося народа, виновного наказывали, прямо на месте торгов. Плохой товар, вместе с ведром или корзиной, одевали на голову или выливали в лицо. За обсчёт или обвес, били, не столь больно, но оскорбительно. Это не считалось ни хулиганством, ни преступлением. Как теперь говорят – просто, межличностные отношения. Возможно, потому, рынок был, сравнительно, честным. Не любил рынок и воров. Их били, если удавалось поймать, били жестоко, до крови. Но это было крайне редко.
Моя мама работала врачом в больнице, в травме. Большую часть дежурств она мирно спала, лишь иногда, происходило ЧП – перелом, бытовая травма. Если, кого ударили ножом в драке или избили, мама, вернувшись домой, с дежурства, молнией летела к бабушке и её рассказ начинался словами:
— Мамочка! Представляешь, сегодня…
Бабушка слушала, всплёскивала руками, давала всему свою оценку:
— Господи! Откуда в людях столько злобы??? Ладно, война была! А сейчас, слава Богу, всё есть: и поесть, и одеться, и обуться! Живи себе мирно, спокойно, работай! С жиру бесятся!!!
Наш город жил тихо и дружно. На праздники, на улицах, выставляли столы, все приносили туда угощение от своего двора, играла гармонь, люди танцевали и пели.
Когда в нашем доме появился первый чёрно-белый телевизор, за которым папа ездил в Воронеж, где выпускали это чудо техники с одноименным названием, летними, тёплыми вечерами, телевизор выставляли прямо в открытом окне нашей большой кухни, включали громкий звук. К нам во двор приходили соседи, со своими стульями и табуретками, смотреть телевизор. Народа, обычно, собиралось много. Всем было интересно посмотреть последние Новости и фильмы, бесплатно, не отстояв очереди, к кассе кинотеатра!
Вечерами люди гуляли на центральных городских улицах, было много красивых статных военных, с ними, под руку, шли нарядные дамы, пахнущие цветами.
Когда шли на прогулку, было принято говорить:
— Пошли в город!
Милый моему сердцу прежний, уютный и родной, Курск, куда ты сгинул, печаль моя! Все евреи давно разъехались по миру. С Украиной – граница… Боже, что мы натворили! И мы ли???
Возможно, потому, сердце свято хранит, то, что было так любимо и дорого.

Глава 2.

Вот уже несколько деревень нас встретило на пути, но все они были — «НЕ НАШИ»!
Наконец, впереди, на самой кромке горизонта показалась — «НАША»! Говорят, что лошадь шаг прибавляет, почуяв родной дом. Как его не почуять? Я никогда не забуду тот запах — живой человеческой деревни, смешанный с пьянящим ароматом осеннего луга, свежевскопанного чернозёма, огромных стогов сена и пряного аромата навоза, хозяйски сложенного в большие кучи. Ближе к деревне, коровьи бляхи, свежие, огромные, заселённые тучами насекомых, стали попадаться всё чаще. Девчонки смеялись, вступив в то счастье, а я, с видом страдалицы, морща нос, палочкой, старательно счищала «это» с подошв обуви. Потом, вновь разулась, старательно топала за подружками, тащившими мою сумку. Мягкие травинки слегка щекотали стопы, но мне это было приятно.
Вокруг деревни, словно огромный ковёр, стелился, до горизонта, зеленеющий луг, где паслось много различной живности.
Вот — большое стадо пестрых рогатых коров, под присмотром пастуха, спокойно бродит по траве, выбирая для еды, самую сочную делянку.
То тут, то там, на привязи к толстым колам, пасутся не послушные козы.
У реки разгуливают большие стаи гусей,
Серые утки с утятами, копошатся в воде, смешно ныряя вниз головой, затем всплывают и отряхиваются, раздувая пёрышки. Маленькие утята стараются во всём, подражать мамам, а красивые селезни, с зеленовато — синей окраской переливчатых перьев, как бы со стороны, внимательно следят за происходящим.
Пёстрые куры, в огромном множестве, свободно гуляют на просторе.
Вот и мое первое открытие, о котором я гордо объявляю подругам:
— Смотрите, лошадка спит под забором, лежит на боку!
Девочки смеются:
— Это местный племенной хряк Пиг, отдыхает от дел грешных!
У хат, на скамеечках, восседают старушки, в чистых белых парадных платочках, завязанных под шеей, крепким узлом. Седые волосы аккуратно спрятаны в складках ткани у лба. Щурясь, прикрывая глаза краем ладони, смотрят на нас, стараясь опознать. Переспрашивают друг у друга, громко спорят:
— Хто ЕТО ИДЁТЬ! ЧИИ??
— Иде???
— Да, гляди, у топалю!
— А… Так то — МАхАвы! Ирка с Нинкой!!!
Бабули приветливо кивают нам и здороваются.
Меня удивило, что в деревне было принято со всем здороваться.
После приветствия, задавали вопрос:
— А та ЧИЯ? Та, Шо — Рыжая???
Девочки смеются:
— Это наша подружка, с Курска!
Бабули удивлённо и значимо повторяют:
— С Курску? Городска, значить!
Задумчиво добавляют: — А чаво она с вами?
Мы, смеясь, идём дальше.
Эта история повторяется почти у каждого дома.
В деревне тогда жило много народа, семьи были большие — по трое-пятеро и более детей. В хозяйстве лишних рук не бывает! Но, днём, на улице были лишь старушки и ребятня. Средние поколения учились или работали.
Наконец, мы добрались до дома моих подруг. Он отличался от большинства местных изб, того времени, больше частью крытых под солому и обмазанных глиной. Да! В 1970 году в Курских деревнях крестьяне ещё жили в мазанках!!!

Глава 3.

Дом родителей девочек был большим, кирпичным, крыт оцинкованным железом, что было очень дорого и престижно, даже в городе! Большие металлические ворота и высокий металлический забор, отличали его среди прочих строений. Таких домов тогда там было — раз-два и…
Девочки открыли калитку. На нас бросилась огромная овчарка. Узнав своих юных хозяек, она ластилась к ним, не забывая, порыкивать на меня, словно, предупреждая…
Двор был заасфальтирован. Рядом с домом — гараж и несколько больших каменных сараев.
Из одного сарая, вернее, времянки, вышло несколько человек, подошли к нам и начали здороваться.
На крыльце показалась хозяйка дома, мама девочек — Полина Егоровна, она, с удивлением посмотрела на меня.
— Мамочка, знакомься, это наша подруга, Маша. Мы попросили её помочь, собрать нам картошку!
Возникла маленькая пауза. Похоже, что сёстры сделали из моего визита небольшой сюрприз!
Но меня приняли радушно, провели в дом. На большой веранде стоял стол и две скамьи. Родственники засуетились. Нам принесли большой таз и кувшин с тёплой водой.
Мы умылись, с дороги, и вымыли ноги, отёрлись чистыми полотенцами. Вошли в помещение, там всё было, как в городских домах того времени – полированная мебель, телевизор, приёмник, хрусталь, ковры на стенах и на полу. В спальне стояла высокая кровать на панцирной сетке, шкаф, трельяж с большими зеркалами. Мой взгляд, сразу приметил, что здесь как-то всё не обжито, даже пыль лежала, словно в музее, ровным, не тронутым слоем.
У зеркала, мы привели себя в порядок. Мне очень пригодилась мамина сумка! Переодевшись и причесавшись, я вновь была вполне приличной девочкой, а не встрёпанным рыжим воробьём. На веранде был накрыт стол, на белой скатерти мурлыкал новомодный электрический самовар. Я торжественно вручила подарки хозяйке. Она приняла их с благодарностью и улыбнулась:
— Спасибо! Не стоило беспокоиться. У нас, слава Богу, всё есть!
Мы сели пить чай небольшой компанией — мать, девочки и я.
Остальные родственники разошлись, занятые своими делами, что меня весьма удивило. В остальном, всё было, почти, как у нас дома — чистая крахмальная скатерть, красивая чайная посуда, ароматный чай с мёдом, вареньем, тортом и конфетами. Хозяйка расспрашивала меня о нашей семье, о городских новостях. Я старалась отвечать коротко и ясно. Было заметно, что я ей понравилась. Настроение поднялось, усталость сменил душевный подъём. После чая, мать отправила девочек подметать двор.
Они, смеясь, брызгали асфальт водой, из полных леек, но это не мешало облакам пыли подниматься и крутиться в воздухе, паря над трудолюбивыми мётлами.
Полина Егоровна сказала:
— Если захочешь ещё поесть — вот кувшин с деланкой, нальёшь сама в миску, а хлеб бери с полатей, во времянке.
Слова «МИСКА», «Деланка», «Времянка» и «Полати» меня напрягли, я переспросила. Оказалось, что «Миской» там называли большую кружку, «Деланкой» — звали кислое молоко, типа кефира, «Времянка» — отдельно от дома, стоящее помещение, где была большая русская печка, там готовили еду и жили летом. «Полатями» звали полку, расположенную над входом во времянку. Там было много буханок чёрного хлеба, завешанного чистой марлей, от назойливых мух.
Из маленьких открытий, в моей голове складывался образ сытой и зажиточной деревенской жизни, где всё было для меня ново и интересно.
Тем временем, девочки успели перевести собаку за сараи, крепко привязали на цепи, чтобы она не бросалась на меня. Обустроили ей место для отдыха и еды.
Мне было разрешено, пройти по двору и познакомиться с большим хозяйством. Меня сопровождала тётя Мотя — старшая сестра Полины Егоровны. Девчонки переглянулись, тихонько добавили: — СТАРАЯ ДЕВА! Погорельца!
Это была высокая, худощавая женщина с большими, натруженными руками. В тёмном простом платье и чёрном фартуке, она казалась мне болезненной и несчастной. Мотя знакомила меня с большим хозяйством, как профессиональный экскурсовод, указывая рукой, говорила:
— Тута сараи, Ето — амбары, Ето загоны и стойла для скота, Тама — птичники.
Всё было в очень хорошем состоянии, как в кино!
Потом, она отошла по делам, а я отправилась к свинкам, в свинарник. Рядом со свинарником была насыпана целая гора яблок. Взяв несколько краснощеких плодов, я подошла к загону и стала наблюдать, словно в зоопарке, за жизнью свиней. Мне было очень интересно смотреть, как большая свиноматка кормит своё многочисленное потомство.
Поросята, тихо попискивая, сосали материнское молоко, расположившись под тёплым мягким брюхом. Их было много. Бывало, кого-то отпихивали и отчаянное верещанье обиженного, привлекало внимание свиньи. Она, по-матерински, подталкивая детишек рылом, быстро наводила порядок. Семейка успокаивалась. Вновь, все были счастливы!
Я скормила свинье все яблоки, кидая их в загон, стараясь попасть рядом с мордой. Вдруг услышала негодующий рык в соседнем загоне, там была одна огромная пятнистая свинья!
Она хочет угоститься яблоками, — решила я и отправилась за новой порцией.
Вернувшись, стала её кормить, кидая сочные плоды ей под ноги. Свинья быстро съедала яблоко, взглядом прося — Ещё!
Кстати, та свинья оказалась весьма благодарной, приблизилась к стене загона, дала себя погладить. Шерсть у неё была жёсткой и колючей, словно щётка. Между нами установился дружеский контакт. Сходив за яблоками, в очередной раз, начала подавать их прямо из рук. Свинья ела с большим удовольствием. Увлёкшись кормлением, я не заметила, как она захватила мою руку, выше запястья, в себя! Второй рукой, я погладила её по голове и попросила отпустить руку. Свинка послушалась. Когда я вынимала руку, прямо из её глотки, обратила внимание, на большие жёлтые зубы!
Выйдя из сарая, я тут же забыла о свиньях. Вместе с девочками, принялась гоняться за курами, которых надо было поймать для супа. В этой охоте толка от меня не было. Вернее, толк был, но, совсем наоборот! Поняв, что кур надо спасать от верной гибели, я с криком ринулась на них, создав во дворе сумятицу и панику. Птицы бегали по двору со скоростью Олимпийцев. Они громко квохтали, я верещала, пока не вышла хозяйка и не позвала меня в дом, где я поведала об умной свинке.
Выслушав меня, она побледнела, взмахнула руками:
— Мотя! Мотя! Иди скорее сюда! Мотя, с окровавленными руками и большим ножом предстала перед нами. Она уже успела порешить несколько несчастных куриц, и была весьма не довольна, что её оторвали от работы.
— Ну? — сказала она недовольным голосом. — У мене вАда стынИтЬ. ШЫпать жА надА!
— Мотя! Я тебе что велела? Ты ДОЛЖНА БЫЛА идти с девочкой! А ты??? Почему ребёнка бросила? Ты знаешь, что она нашего борова Пана яблоками кормила, а он ей чуть руку не откусил! А чтоб я с тобой сделала, если б это случилось!? От этих слов плохо стало не только Моте, но и мне!
Мотя склонила голову и зашмыгала носом. Мне стало её жаль, посмотрев на хозяйку, горячо сказала:
— Ничего страшного не произошло. Не ругайтесь. Я сама виновата. Простите. Теперь буду осторожнее.
Помню, что тогда меня очень заинтересовало, чем боров отличается от хряка, что, тут же, смеясь, разъяснили сельские подружки.

Глава 4.

Когда человек попадает в новые условия жизни, связанные с вековыми традициями, ему приходится не сладко!
Я родилась и жила в городе, в семье, как было принято говорить тогда — служащих, где все обязаны были получить высшее образование и – никак по-другому!!! Работать, принося пользу обществу. Это был почти идеальный мир культуры и сознательности, стоящий на крепком материальном фундаменте.
Жизнь сельской глубинки стала для меня открытием!
О деревенских буднях я знала только с киноэкранов и советских газет, где — коровы и урожаи давали на 30-50 прОцентов больше того, что « в прошлом году»! Бабушка, иронично улыбаясь, выключала надоедливые новости, без комментариев, осудительно покачивая головой.
В кино деревню показывали совсем иной, чем ту, что я увидела своими глазами. Это были две взаимоисключающих «правды» — реальная и желаемая.
Уже с первых часов, я ощутила, насколько там всё иначе, чем в городе!
Деревня постоянно много работала, с раннего утра и до поздней ночи. Причём, все члены семьи выполняли различную работу, включая детей, которым с ранних лет доверялось прибирать в доме и во дворе, пасти птицу, собирать грибы и ягоды, пропалывать огороды…
Дома меня совсем не приучали к труду.
— Спасибо! Я сама справлюсь, — говорили и мама, и бабушка, когда я пыталась им помочь, отправляя меня учить уроки, гулять, читать или заниматься музыкой, добавляли:
— Ещё успеешь наработаться!
И, даже, если я успевала что-то сделать по хозяйству, мою работу критиковали и переделывали, вызывая, в моём сердце, горькую обиду.
Здесь, в деревне, первый раз в жизни, я ощутила, что могу принести пользу своим трудом и это, мне было очень приятно! Мне хотелось скорее стать взрослым, ответственным человеком, как это я сейчас понимаю, а близкие люди хотели продлить моё безоблачное детство.
Прибрав двор, девочки вернулись к матери, начали упрашивать отпустить их сегодня вечерять допоздна. Главным аргументом была — Я! Они говорили, что хотят показать мне, как в деревне весело и интересно живётся. Полина Егоровна выслушала их просьбу, подумав, сказала:
— Я вас услышала. Хорошо, озорницы, пойдёте гулять, при условии, что воды наносите, потом с обедом и посудой Моте поможете, скотину загоните, коров подоите, и идите себе вечерять! Мы с отцом пораньше спать ляжем, а завтра, рано утром, пойдём картошку убирать, ведь вы ж потому и приехали?
Дочки, смеясь, расцеловали мать и побежали к времянке за чистыми вёдрами и коромыслами. Я отправилась следом за ними. Во времянке было очень жарко. У печки колдовала Мотя. В большой кастрюле готовилось нечто такое ароматное, что сразу захотелось есть!
Девочки, ловко подцепив пустые вёдра крючками коромысел, быстро идут к колодцу. У меня же, пустое коромысло бестолково висит на плече, я придерживаю его одной рукой, в другой руке несу два пустых ведра, стараюсь идти быстрее, чтобы догнать подруг, но коромысло трёт плечо, а вёдра больно бьют по ногам. Благо, что колодец был не очень далеко от нашего дома. Один на всю деревню, большой деревянный сруб с резной крышей на высоких столбах.
У колодца выстроилась небольшая очередь, в основном, женщины. Они, переговариваясь и переглядываясь между собой, щёлкали семечки. Я почувствовала, что речь шла обо мне.
Воду набирали в одно общее ведро, подвешенное на крепкой длинной стальной цепи к большому деревянному барабану, который крутили за крепкую металлическую ручку, похожую на большую загогулину. Из колодезного ведра воду разливали по хозяйским вёдрам и разносили по домам. В колодец ведро, под своей тяжестью, падало быстро, а вверх его поднимали, накручивая цепь на барабан, что для меня оказалось весьма сложным делом. Мои подружки, быстро набрав воды, подцепив дужки полных вёдер к коромыслу, чинно идут к родному дому. Они всё делают легко и привычно, а у меня металлическая ручка ворота вырвалась из рук и с бешеной силой закрутилась в обратную сторону, а я отлетела назад, в объятьях незнакомого крепкого парня, прямо в дорожную пыль. Обиженно надув губы, поднялась, отряхивая пыль и рассматривая ссадины, спросила:
— Ты чего дерёшься?
— А ты, что, первый раз воду набираешь?
Я честно ответила:
— Первый!
— Ну, тогда ясно, ты Машка, что с города к нашим соседям приехала на выходные. А я — Витька. Знаешь, если б я тебя в сторону не откинул, беда была б! У меня так мамка пошла в хлев, зимним утром, корову доить, а её льдом с крыши убило.
Я смотрела на него, открыв рот. Подумав и оценив всё, сказала:
— Спасибо, Витя. Мне очень жаль твою маму, как это страшно!
Мы разговаривали с парнем, а деревенские бабы с интересом за нами наблюдали.
Витя рос без матери, был очень скромным и усердным пареньком. Его воспитывала бабушка, они жили в маленькой мазанке, рядом с нашим домом.
Пару лет назад он поступил в Воронеже, в Железнодорожный техникум.
— Завидный жених, — говорила про него вся деревня. Сарафанное радио… Ещё то!
Он помог мне набрать вёдра и донести их до дома. Свои два ведра, он оставил прямо у колодца. Вернее, я несла пустое коромысло, а Витя – мои вёдра с водой. Увидев нас, сёстры переглянулись:
— Ой, Витька, спасибо! А ты нам поможешь ещё воды наносить, а то мамка вечерять не отпустит.
Парень улыбнулся:
— Да, только и мне надо для бабки воды принести. Я там вёдра оставил. Управимся!
Теперь я несла только одно ведро, свободной рукой придерживая подол платья, чтобы не падал в воду.
Несколько раз, весёлой гурьбой, мы ходили к колодцу, набрали воды для Витиного подворья и для нашего – две большие ёмкости, стоявшие у времянки и бочку над душем, во дворе. Договорились, вместе пойти вечерять.

Глава 5.

Не успел Витя отойти от калитки, нас позвала Полина Егоровна:
— Что вы так долго? Идите скорее, помогите стол во дворе накрыть на всех! Скоро отец с работы придёт, надо встретить!
Девочки побежали на веранду, я следом за ними, работа закипела. С помощью многочисленной родни, мы вытащили большой стол и скамейки во двор, поставив их под кроной старой яблони. Мотя протёрла стол чистой тряпкой и поставила на него два больших таза.
Мне было доверено нарезать несколько буханок чёрного хлеба, дали большой нож и доску. Для меня стало открытием, что можно сразу съесть столько хлеба! В нашей семье хлеба ели мало, его, обычно, нарезали очень тонко. К праздничному застолью покупали одну буханку на всю большую семью. Хлеб делили по косой линии, кусочки получали форму треугольников.
Решив удивить всех своим умением нарезки хлеба, я работала долго, разложила ломтики хлеба аккуратной пирамидкой, на двух больших тарелках, успела закончить свою работу, ко времени возвращения хозяина.
Все радостно кинулись ему навстречу.
Для каждого у него было запасено доброе слово и дружеский жест.
Меня представили хозяину. Он осмотрел нежданную гостью с головы до ног и сказал:
— Ну-ну! Помощница, говорите?! Как звать-то?
— Маша, — тихо ответила я.
— Маша? — промолвил он с удивлением. А шо, и в городе так девок называют? У меня мамку Машей звали.
Покраснев, с обидой в голосе, ответила:
— В городе Маш нет. Я — единственная и неповторимая, так говорит мой папа!
Если честно, своё имя я воспринимала очень сложно. Действительно, тогда Маш, в городе и не было. Я — одна на всю нашу школу!
Машей назвала меня бабуля. Её бабушку – гречанку, звали Марией Целариус. Но это было 100 лет назад!
А в школе надо мной постоянно подшучивали:
— Машка –замарашка! Маша, где твой Медведь? — Короче, беда, но, как всё это объяснить незнакомому человеку?!
Все замерли.
Я поняла, что совершила ошибку. Иван Матвеевич сделал вид, что не понял моей дерзости, сказал:
— Хорошо, Мария, как вас по батюшке?
— Владимировна, — ответила я. — Иван Матвеевич, вы меня извините. Просто, в городе все смеются над моим именем. Он широко улыбнулся:
— Дураки смеются. Имя у тебя красивое, памятное. Да и характер, смотрю есть. Не пропадёшь! Затем добавил:
— Вы тут без меня начинайте, чтоб мухи первыми пир не открыли. Я сейчас подоспею.
Два мужчины притащили к столу большую кастрюлю борща. Половником, что назвали «ковш», борщ разлили по тазикам – «чашкам».
Затем, Мотя принесла ещё одну чашку с салатом из жёлтых огурцов, бурых помидор и лука, заправленный душистым растительным маслом и солью. Ещё в одну чашку выложили несколько кур, целиком сваренных в борще. В центре стола поместили чугунную сковороду с жареной, на сале, картошкой. От такого обилия пищи я просто вздрогнула — Сколько здесь едят люди!!!
Все расселись за столом, следуя, как я поняла, установленному порядку. Хозяева с дочками, с одного края, родственники — с другого. Меня посадили рядом с хозяином, который скоро появился чисто умытый, в свежей одежде.
Все дружно разобрали деревянные ложки, не расписные, а простые, выточенные из дерева и начали, есть из общих чашек. Мотя разнесла хлеб. Беря его, сразу по несколько кусочков, все начали переглядываться и улыбаться.
Иван Матвеевич прервал общее веселье:
— Ну, Машунь, видать это ты так хлебушек настругала, а у нас его принято ломтями кромсать. Не обижайся! А вы, девки, смотрите и учитесь! Мне нравится, культурно! Помедлив, добавил:
— Егоровна, а что у нас сегодня — не праздник? Вон, помощница, какая, появилась! Завтра на картоху, а где для зачина?
Он подмигнул жене. Хозяйка кивнула Моте. На столе появилась большая бутыль с белёсой жидкостью. Зазвенели стаканы. Громко фыркнула бумажная пробка, скрученная из газеты — «ПУФФФФ»!
Широко раскрыв глаза, я смотрела, как по стаканам начали разливать то счастье и, видя, что мои подружки протянули к бутыли стаканы, я робко подставила и свой. Нам налили совсем немного, можно сказать — только дно закрыли.
Хозяин встал и громко сказал:
— За знакомство, стало быть!
Все дружно стали пить, я, вдохнув запах той сивухи, скривила нос и недовольно отставила стакан в сторону.
— Что, Мария Владимировна, ты с самогоном, видать, не знакома? А у вас дома его не пьют? – спросил повеселевший хозяин.
Я отрицательно замотала головой.
— А что, у вас, вообще, не пьют?
— На праздники взрослые к столу алкоголь покупают. Правда, папа иногда выпивает. — Я тяжело вздохнула.
Вновь наступила пауза. Затем ложки дружно застучали по чашкам, вскоре показавшим дно. Тот борщ, обильно заправленный свойской сметаной, был таким вкусным и сытным, что мне хватило всего нескольких ложек, чтобы быть абсолютно сытой и запомнить его вкус на всю жизнь!
К картошке я почти и не притронулась. Золотистые дольки плавали в жиру, были очень аппетитными, сочными и сытными. Мне хватило двух-трёх кусочков.
Всё, что было на столе, смогло поместиться в желудках той компании, весьма быстро!
Я смотрела на тот пир, широко раскрытыми глазами, а хозяйка наблюдала за мной.
После обеда, все сытые и довольные, стали выходить из-за стола, благодаря хозяйку за угощение. А Мотя, с помощью девочек, шустро всё прибирала со стола.
Они начали мыть посуду горячей водой, набирая её из большой кастрюли, что стояла на плите. Металлическую посуду, натирая её песком, беря его прямо из большой кучи, у гаража.
После обеда, родственники, вновь, разошлись по своим делам, хозяин пошёл отдыхать во времянку.
Полина Егоровна, спросила:
— Маша! Почему ты почти ничего не ела? Не понравилось?
Поблагодарив её, честно сказала:
— Всё было очень вкусно и сытно, но я, привыкла, есть мало. А самогон и салат – просто ужас! Нас даже в школе учили, что не зрелые паслёновые, к которым относятся и томаты, являются ядом!!! Самогон надо очищать от сивушных масел, лучше всего марганцем, как говорят мальчишки в нашем классе. Хозяйка улыбнулась:
— Скажу тебе честно, как директор школы — не всё, чему там учат, есть истина. Запомни, девочка: ЖИЗНЬ — ЛУЧШИЙ УЧИТЕЛЬ! Дай бог, чтобы у тебя всё сложилось хорошо. Помни: глазами смотри, ушами слушай, головой думай, а сердцем живи!
Кивнув головой, в знак согласия, я поспешила помогать подружкам.
Они уже управились с мытьём посуды, взяли пустое ведро и повели меня смотреть огород, который располагался за домом и уходил куда-то в бесконечность, к дальнему лесу.
Воду для огорода качал насос из пруда, что был рядом с домом. Пруд показалась мне очень чистым, я прошла к кромке воды, сняла тапок, попробовала её ногой. Она была тёплой, не смотря на середину сентября. Бабье лето! Пруд просто манил к себе, меня удивило, что никто в нём не купается.
Девчонки переглянувшись, позвали меня собирать помидоры и огурцы с поздних грядок. Мы быстро набрали полное ведро, отнесли во времянку.
Тут же Мотя позвала нас:
— Ну, бригада, вперёд. Птица пришла, загоняйте!
У ворот толпилась большая стая горластых гусей и уток. Они подняли шум на всю округу, впрочем, не только они! Вся деревня наполнилась дружным птичьим гомоном. Птица сама возвращалась, каждая стая к своему дому. Меня удивило, что птицу не считали, спросив у девочек, как они отличают свою птицу от чужой, они показали мне метки зёлёной краски, на перьях. Сказали, что в каждом хозяйстве, свой цвет отметин. Стая, на то и стая – много птицы, она чужаков не любит! Прожорливых уток и гусей Мотя дополнительно покормила на ночь.
Куры самостоятельно расселись по жёрдочкам в курятнике. Солнышко клонилось к горизонту. Птичий гомон сменился звучным мычаньем. Пастух пригнал стадо к околице и оно, степенно, расходилось по хозяйствам, на вечернюю дойку.
В нашем дворе содержалось три коровы, несколько тёлочек и бычков. Рогатую молодь девочки загнали в хлев, в отдельные загоны. А коров начали доить прямо во дворе, крепко привязав к крыльцу. Надо было успеть всё закончить, пока солнце не село. Три коровы, три доярки и я — на подхвате. Толка от меня — никакого, одни проблемы! Коровы косятся не добрым взглядом.Рога у них, как скобы! Мотя смеётся:
— Чё? БоишСЫ??? Наши не бодливые! У бодливых рОги спилены. А ты, смело, поди, погладь. Не боись, ласке все рады будуть!
Я подошла поближе. Аккуратно погладила корову по боку, рукой почувствовала, как её тело напряглось, заиграв мышцами. Животное ощутило моё прикосновение.
Доярки сели на табуретки, обмыли коровам животы и вымя тёплой водой, заботливо отёрли чистыми полотенцами. Начали массировать раздутые дойки и струйки молока, звеня о боковины ведёр, наполняли их упругой белизной пенящегося парного молока.
Мотя улыбнулась:
— Хош папробавать? Иди сюды, садися. Бяри, вымя-то погладь. Чуешь, ещё полное! А тяперь, бяри за дойки, двумя руками и тяни вниз, шо б молочко оттянуть. Во, гляди, как надать!
Она умело, сдаивала молоко, было видно, что корове это нравится.
Мотины движения были сильными и крепкими. Молоко струйками бежало, без остановок:
— Вжик — Вжик, — пело оно в ведре, когда одна рука сменяла другую.
Я села на табуретку, попробовала доить. Мои движения были нежными и плавными, но они не нравились корове. Она долго терпела, но ни капельки молочка я отдоить не смогла.
Корова начала беспокойно перебирать ногами и помахивать хвостом.
Видя это, Мотя сказала: — Маша, иди до дому, принеси миску, я тебе парного молочка налью. Оно вкусное. Нибось, никогда не пробовала?
Быстро встав, я освободила табурет Моте. Она спокойно продолжила свою работу.
Пока я нашла кружку и вернулась, дойка подходила к завершению. Мне отлили молока из ведра, я с удовольствием его пила – такое тёплое и ароматное!
Закончив работу, доярки смазали коровам вымя вазелином, отправили кормилец в загоны. Молоко процедили на чистые тряпки, слили в большой бидон. Всё!
Мы справились с работой, и пошли в дом, собираться на гулянье.

Глава 6.

Собираться на гулянье, что может быть сложнее и интереснее, когда тебе 15-16 лет? Не стоит забывать, что ещё утром, я была в родном доме, потом ехала на электричке, прошла пешком около 10 километров, семь из которых, были по пахоте. Потом мне чуть не отгрыз руку хозяйский боров, я спасала кур, меня чуть не убило рукоятью ворота у колодца. Я доила корову, носила воду, работала в огороде… И всё это — я!!! Обычная городская девочка!
За всю жизнь в городе, мне выпало меньше испытаний, чем здесь, за несколько часов! Из зеркала на меня смотрела несчастная рыжая девчонка, серыми, печальными глазами. Мои подружки были не в лучшем состоянии.
Три уставших Золушки и ни одной Феи!
Молодость, лучше любой Феи!
После умывания, расчесав волосы, девочки подвели глаза карандашом, подкрасили ресницы тушью, губы помазали маминой помадой. Я не посмела накраситься, так как мне это было запрещёно, ещё дома. Впрочем, одеколоном Кара-Нова, из большого треугольного пузыря, полила себя не менее щедро, чем девочки. Смотримся в зеркало. НУ? Кто скажет, что мы — не красавицы?
Девочки заплели волосы в толстые косы и аккуратно уложили их вокруг головы, короной. Мне они соорудили причёску, как у героини фильма «Анжелика», хотя мои густые, длинные, кудрявые, каштаново-рыжие волосы, совсем не были приучены к какой-то укладке и жестокий начёс, им, так же, как и мне, не понравился. Но, что делать? Красота требует жертв!
Платья у нас были модные — Мини, такая длина только вошла в моду! Широкие пояса, подчёркивали тонкость девичьих талий.
Мы критически оглядывали друг друга, давая советы и делая замечания. Девчонкам хорошо. У них-то всё в норме, а моя большая попа и длинные, от плеч, полные ноги, всегда вызывала усмешки, даже у папы. Потому, я немного стеснялась своей короткой юбки, но девочки подняли вверх большой палец, я им нравилась!
Как условились, Витя постучал в окно. Мы вышли на улицу. Уличного освещения не было, дорогу освещал лишь тонкий месяц и звёзды на небе. Во мраке, деревня мне казалась ещё более сказочно-таинственной. Лишь, кое-где, из окон, пробивался свет, в основном, все уже спали. Здесь рано ложились спать, но и вставали с первыми петухами, на восходе солнца.
Витька широко улыбнулся:
— Сейчас подсвечу, — достал пачку сигарет, прикурил от спички.
Я недовольно фыркнула:
— Фу! Отойди от меня, буду потом табаком вонять, мне дома попадёт.
В ночной тишине голоса звучали очень громко, потому мы быстро перешли на шёпот.
Он виновато отошёл и загасил сигарету.
В нескольких местах собралась молодёжь, разными компаниями. В каждой группе, свой заводила с гармошкой или баяном.
Девушки красиво одеты, аккуратно причёсаны.
Там поют весёлые песни, тут — хохочут и выводят частушки, задорно пляшут под общий хохот, но мы ещё слишком молоды для тех компаний. Стоит нам подойти, народ смолкает, стесняясь чужаков. Не обращая внимания на их замешательство, мы, своей маленькой стайкой, посидели, поклевали семечек, попели, потанцевали с одними, потом с другими… Обошли почти всех.
Но что это? Я слышу звуки аккордеона. Откуда, здесь, такая музыка, столь не похожая на залихватскую гармонь или басовитый баян? Я спрашиваю девочек:
— А кто это там играет, на аккордеоне?
Они переглядываются с Витькой и начинают смеяться. Их смех заражает меня. Насмеявшись от души, я прошу их пойти на те, чарующие звуки. Нинка, отведя меня в сторонку, быстро и сбивчиво, начинает рассказывать одну интересную историю, которой я сейчас поделюсь с вами.
Это началось уже давно, когда в деревне, после освобождения Курска, работали пленные немцы. Они помогали женщинам работать в поле и восстанавливать хозяйство. Мужиков-то война покосила, а до Победы надо было ещё дожить!
Немцы, под присмотром наших солдат, трудились на общественных работах, жили отдельно, в бараках, в другой деревне.
Одним бабам было тяжело, вот и просили у председателя, отпустить немца на пару часов, после работы — кому крышу подремонтировать, кому забор подправить.
Председатель принимал подношения, грозил пальцем:
— С немцами романы крутить — посадят! Я тебя предупредил, если что — не обижайся. Война-войной, а в деревне появилось на свет несколько немчат, как их тогда называли. Вся деревня про них знала, но молчала, сочувствуя бабьему горю и одиночеству.
Немчата росли тихо и мирно, только один, получился, сорвиголова. Природа постаралась, такой красавчик! Толи из зависти, толи от страха, но его в деревне не возлюбили, били, дразнили. С малых лет, приходилось мальчишке кулаками защищать себя и честь своей матери. Потому, к своим 15 годам, стал уже мужик-мужиком, высокий, плечистый. Он и в музыкальную школу, в Щигры, один из деревни ходил, учился играть на аккордеоне.
В школу приехала молодая учительница немецкого языка.
Она с ним, вначале, немецким отдельно от всех заниматься стала, говорила, что он очень способный! Затем, роман закрутила.
Кто там был прав, кто виноват, судить некому, но учительница, как говорила вся деревня, родила от немчонка, сына и уехала назад в город, обозвав, на прощанье, юного любовника Пигом, что в переводе, с английского — Поросёнок. Так Лешка из немчонка стал Пигом.
С тех пор, Пигами, прозвали в деревне и всех племенных хряков.
Алексей, не смотря ни на что, восемь классов хорошо закончил, все думали, что в город уедет, там и останется. Так нет! В город он поехал, окончил училище, получил специальность механизатора — тракториста, водительские права, вернулся в родную деревню, к матери.
Работал везде, куда пошлют, и на машине, и на тракторе.
Смеялся:
— Бабы деньги любят, а я — баб!
Племенной хряк Пиг и Лёшка Пиг, радовали селян своими детками. И тут, от Лёхи забрюхатела дочка самого Агронома! Лешку, по возрасту, в армию забрали, так Агроном его оттуда вызвал, грозно сказал:
— Или женишься, или сядешь!
Лёшка выбрал второе. Армию дослужил, вернулся.
Вскоре, Агроном подбил на драку несколько парней, но Лёха их всех отметелил и сел. На два года, за хулиганство.
Вернулся. Работает, как зверь, дом начал строить, кирпичный, для матери. Гуляет со всеми, кто, не против…
Нинка сделала страшные глаза, вздохнув, добавила:
— Нам там не интересно! С ним только разведёнки песни поют. Слышишь, вон, нуднятина какая…
Под рыданья аккордеона, красивый низкий женский голос старательно выводил, хватая за сердце:
— Снова замерло всё до рассвета, дверь не скрипнет...
Мне очень нравилась эта песня. С неё начиналась, любимая нашей семьёй, радиопередача Виктора Татарского – «Одинокая гармонь». Мы всегда её, с удовольствием слушали, вечерами, после ужина, в нашем уютном доме.
Звуки аккордеона наполнили мою душу какой-то, не познанной, ещё тогда тревогой.
Витька, за Нинкин, рассказ, успел выкурить почти всю пачку сигарет.
Мои клятвы познакомить Нинку, в городе, со старшим братом моего одноклассника, в которого она успела уже влюбиться, сыграли свою роль и наша компания, как мотыльки на огонь, летела, вернее, шла, на зов той чарующей песни о любви и одиночестве.
Вот мы уже у цели, остановились рядом, под раскидистым деревом.
Витька, становится передо мной, стараясь прикрыть, от Лёхиного взгляда. В ночной темноте, слегка подсвеченной светом месяца, я вижу контур красивой угловатой мужской фигуры, в окружении нескольких женских, округлых тел.
Что это? Лёха встаёт и…
Тишина деревенской ночи взрывается огненной мелодией Чардаша Монти. Я ощущаю, что эта прекрасная музыка, в отличном исполнении, звучит только для меня. Только для меня светит месяц. Только для меня родился на свет этот человек, лица которого я ещё и не видела, но всей своей сутью, почувствовала, что — ЭТО МОЙ МУЖЧИНА! Вау! Я влюбилась???

Глава 7.

Конечно, до этого я уже влюблялась.
Ещё до школы, был один мальчик, который обещал стать моряком и жениться на мне. А я буду ждать его на берегу моря, пока он плавает. Но, как-то не случилось, то ли он передумал моряком быть, то ли мне не захотелось, всю жизнь стоять на берегу.
Потом был ещё один мальчик, кажется, в третьем или четвёртом классе. Он был страшным задирой и хулиганом. Объявил всем, что любит меня. Ну, как с ним поспорить? Ещё и отлупит! Пришлось, молча терпеть его ухаживания, тем более что мы сидели за одной партой. В этом возрасте, девочки знайте, если мальчик дёргает вас за косы, колет в бок ручкой, смеётся над вами, значит, он просто влюбился в вас. И чем больнее он это всё проделывает, тем горячее, его любовь! Любовь моего одноклассника ко мне была просто – огонь! Я очень быстро переняла у него манеру плеваться на два метра и ругаться не самыми хорошими словами. Бабушке пришлось идти в школу и просить учительницу пересадить меня от этого гадкого мальчишки! Нас рассадили, любовь быстро прошла.
Был ещё один роман, но так, южный, как говорится, никому не нужный.
Но всё это нельзя было сравнить с теми чувствами, что вспыхнули в моём сердце тем далёким вечером.
Нинкин рассказ, полностью порочил имя порядочного человека, но я сердцем почувствовала, что Лёха совсем не так плох, просто он не встретил ещё ту (конечно – меня!), ради которой он родился на белый свет, наперекор всем и вся, затем, несколько лет мотался за десять километров, в далёкую музыкальную школу. И как можно назвать плохим человеком того, кто не бросил свою пожилую мать, начал строительство дома, чтобы мама жила в хороших условиях? Ну, а то, что не сложилось у него с женщинами, так и женщины бывают разными!
Я ловлю себя на мысли, а чтобы сейчас сказала моя семья? Господи, впервые, мне это абсолютно всё равно.
Вижу, что у многих мой рассказ вызывал улыбку.
А вы наберите в строке Поиска — Чардаш Монти, в исполнении на аккордеоне и… Плюс тёплая сентябрьская ночь, плюс первая самостоятельная поездка в чужой мир. Плюс, плюс, плюс…
Высокий статный мужчина с аккордеоном, встаёт и подходит ко мне. Его глаза, что озёра, я тону в них. А какие у него волосы! Светлые, густые, волнистые. В серебристом свете луны он кажется мне сказочным принцем, из моих светлых снов. Молю в душе — Всё! Боже, Витя, ну что же ты стоишь? Спаси меня! Но Витька отходит в сторону, уступая дорогу старшему.
Дамы сидят на скамейке, лузгая семечки, томно зовут:
— Лёшка, куда ты пошёл? Иди к нам, давай ещё попоём!
Лёшка широко мне улыбается:
— Я Алексей. Привет, Мария! (Будто мы знакомы сто лет, вот уж это Сарафанное радио!) — Ты любишь аккордеон? Я его обожаю!
Он разворачивает басы, в далёкой деревне, затерявшейся где-то на границе Щигровского и Черемисиновского района, звучит органная музыка Баха в переложении для аккордеона.
В замешательстве я, как китайский болванчик, киваю головой, в такт мелодии. Боюсь открыть рот, чтобы не сказать глупость и не обидеть этого, совсем не знакомого, но… такого… такого...
— Да, мне про вас говорили. Вы знаменитый местный Пиг!
Бах обрывается на полузвуке.
Лёха заливисто смеётся. У него очень красивый смех. Его подхватывают тётки, сидящие на скамейке, потом мои подруги, Витька. Все смеются.
Надо мной или над ним?
Чтобы хоть как-то выкрутиться из этой ситуации, я так же начинаю смеяться. Что-что, а ляпнуть глупость — этого у меня, хоть занимай!
Наконец, успокоившись, Лёха спрашивает:
— А ты надолго к нам приехала?
Что происходит, я чувствую, как между нами проскочила молния. Сейчас проверю.
Мотаю головой, мои кудри живописно трепещут в свободном полёте, Я знаю, что у меня очень красивые волосы. Все так говорят! Ты не можешь, ты не должен меня не заметить и просто так уйти. Ты, значит, меня своим Чардашем, а я тебя кудрями. Ну? Кто из нас круче? Ева всегда победит и убедит Адама. Так было, есть и будет! Со времён Ветхого завета.
Он восторженно смотрит на меня и одобрительно кивает головой, значит, мы, на одной волне!
— Нет, — говорю, — мы в воскресенье, уезжаем.
Лёшка закуривает, рядом со мной. Мне нравится аромат его сигарет, я уже не отхожу в сторону, скорее, наоборот! (Девки, что ж с нами любовь делает!)
Лёшка задумчиво улыбается, мне кажется, что он уже что-то решил про себя и меня:
— Так у нас с тобой впереди ещё целая вечность!
Мои подруги, почувствовали, что меня пора уводить. Они зовут меня, мол, пора домой. Завтра надо рано вставать.
Мы уходим.
Лёшка кричит нам в след:
— Девчонки, завтра в клубе кино и танцы. Приходите!
Всю дорогу, до дома, Витя пытался меня рассмешить анекдотами, которые он умел мастерски рассказывать. Подружки заливисто смеются.
Я знаю, что Витька давно нравился Ирке, она мне много говорила о нём ещё в городе. Они вместе росли, у них было очень много общего. Впрочем, мне, в тот момент, было всё равно, кто кому нравится. Я думала о двух днях, что меня ждали впереди. Алексей обещал подарить мне вечность, что было тогда для меня самым важным!

День 2. Пятница.

Глава 8.

Мы вернулись домой чуть за полночь. Умылись, разделись и завалились спать на большую кровать родителей девочек, поглотившую нас пуховыми перинами, в которых мы просто утонули. Девочки, коснувшись подушек, моментально засопели.
Перины были пропитаны запахом чужих тел и потом, меня это раздражало, я чувствовала себя принцессой на горошине, которой всё не нравится. Поймав себя на этой мысли, решила, что становлюсь неблагодарным поросёнком, как их там — Ниф-Ниф, Пиф-Пифф, Пиг-Пиггг!!!!
С такими мыслями я улетела в крепкие объятья сна.
Не помню, что мне снилось в ту ночь, но что меня разбудили первые петухи, нахально орущие, под самыми нашими окнами, это точно! Вся деревня наполнилась этим раскатистым «КУКАРЕКУ», передавая его, словно эстафету, от одного края деревни, к другому и обратно. Петухи кричали так, будто им за это обещали вечную жизнь и молодых курочек.
Девочки, выросшие среди этой природы, спокойно спали, я лежала в центре, между ними, чтобы их не потревожить, аккуратно, змейкой проскользнула в ноги и сползла с кровати, вернее горы мягких перин, на пол. Тихонько прошлёпала босыми ногами по половичкам, раскрыла свою сумку, куда мама заботливо положила и купальник, мол, если будет жарко, когда картошку будете копать, работай в купальнике!
Натянув на себя купальник, почувствовав, что он мне стал маловат. Всего пару месяцев назад, я в нём купалась и загорала на море, где отдыхала вместе с родителями, тогда и случился тот роман, о котором я уже вспоминала.
Он начался совершенно неожиданно, когда наш отдых подходил к концу.
На пляже, рядом с нами, расположился молодой парень с матерью. Они были молочно-белого цвета, что сразу выделяло их среди отдыхающих, успевших получить шикарный южный загар. А моя зефирно-белая кожа совсем не может загорать, сразу начинает подгорать и сходить пузырями, потому я всегда стараюсь сидеть под зонтом, а купаюсь в футболке, одетой поверх купальника.
Так и в тот раз, Лёжа в тени большого зонта, я обратила внимание, что парень внимательно сморит на меня. Наконец, он не выдержал и сказал:
— Привет! Я смотрю на тебя, и понять не могу, твои родители прекрасно загорели, а ты совсем белая. Ты только приехала или болеешь?
Я недовольно хмыкнула, типа, а твоё какое дело? Отвернулась.
Но парень не успокоился, устроив передо мной целое водное представление. Он прекрасно плавал разными стилями и нырял, как дельфин.
Красивый, рослый парень — спортсмен, обратил на себя внимание всего пляжа, но я — то знала, ради кого он так старается, и внимательно наблюдала за его водными выкрутасами. Стоило ему выйти из воды, я отвернулась, легла на живот и сделала вид, что сплю.
Мои родители недавно ушли домой, готовить обед, оставив меня с таким соседом! Его мать, как толстая белая медведица, плюхалась в лягушатнике, вместе с малышнёй, резвясь и вереща, словно дитя, я не выдержала и фыркнула и тут же получила маленькой галькой по ногам.
Парень добился моего внимания, улыбнулся:
— Давай знакомиться. Меня зовут Володя. Я из Москвы. Учусь в институте, а моя мама работает в Кинотеатре Москва. Слышала? Там недавно кинофестиваль был, я ходил на все закрытые просмотры.
Вся страна внимательно следила за тем кинофестивалем, собравшим много звёзд кино мирового значения, как я, мечтавшая в то время, о сцене, могла пропустить столь значимое знакомство?
Привстав, я представилась:
— Ия. (Незнакомым людям я представлялась хвостиком, от моего полного имени)
Володя начал мне рассказывать о фестивале, об артистах, незаметно перейдя на научные темы, которые ему были близки. Он обожал математику, физику, астрономию, мог об этом говорить часами.
Его рассказ прерывался лишь нашим совместным плаваньем в море, где он, старался не слишком далеко заплывать, так как я не хотела ему ни в чём уступать. И, всё ж, мы заплывали за буйки достаточно далеко, чем вызывали гнев у дежурных спасателей, которые громко, в динамики, объявляли на весь пляж:
— Молодые люди, немедленно вернитесь в зону отдыха! Да! Это мы к вам обращаемся. Плывите к берегу!
Мы, подмигнув друг другу, потихоньку разворачивались и выполняли приказ.
Расположившись, в очередной раз, отдохнуть на берегу, Володя вернулся к теме отсутствия у меня загара.
Он заключил со мной спор, что через неделю, я поеду домой цвета шоколадки.
Смеясь, я ответила, что если и буду шоколадкой, то — белой!
— Хорошо, сказал он, — но, если, я превращу тебя в мулатку, при условии, что ты меня будешь слушаться, в благодарность, ты меня поцелуешь вот сюда и он показал на щёку.
— А, если не буду? — спросила я с опасением.
— Тогда ты опять приедёшь домой, и тебе никто не поверит, что ты была на море!
Я прыснула смехом. В мои 15 лет у меня ещё не было опыта целоваться с парнями, если не считать Дней Рождения, когда дарила или принимала подарки от кузенов. Кстати, те поцелуйчики мы обоюдно не любили, но, всем в семье это нравилось.
Оказалось, что Владимир с матерью, сняли квартиру в большом доме, рядом с нами. Наши родители познакомились, уже в первый вечер, стали очаровывать друг друга, по мере возможности.
Впрочем, став сама взрослым человеком, я отлично понимаю, что сделать хорошую партию для своего ребёнка, мечтает каждая мать.
Мы с Володей были красивой парой. Он был старше меня на четыре года.
— Да, пусть она и провинциалка, но из хорошей семьи, красивая, талантливая девочка, подающая большие надежды, не то, что избалованные вниманием к себе и испорченные с малых лет, москвички. Тем более что в Москве не так уж много настоящих коренных жителей, в основном, лимита, зазнавшаяся и зажравшаяся, — случайно услышала я тем же вечером, когда Володя с матерью, возвращались от нас, к себе.
Что тут говорить о моей маме. Красивый, талантливый парень, будущий физик, какая партия для Маши!
Слушая подобные разговоры, мой папа делал замечания:
— Оставьте ребят в покое. Они во всём и без вас разберутся. Машке ещё школу закончить надо, Вовке – институт. Досватаетесь, сами потом слёзы лить будете!
И всё ж, меня отдали на поруки этому парню, причём, моя мама сказала:
— Володя, я вам полностью доверяю. У Маши такой взбалмошный характер. Надеюсь, вы положительно повлияете на её развитие.
Почуяв полную власть надо мной, Володька занялся настоящей дрессировкой, которую я мужественно терпела, благо, до отъезда домой нам оставалось чуть больше недели!
Его мать, Мария Никитична, организовала культпоходы моим родителям во все кинотеатры Ялты, причём, у неё везде были знакомые, она доставала контрамарки и они проходили бесплатно, не стоя в очередях за билетами, как обычные отдыхающие. Связи, они и в Ялте — связи!
Моя же жизнь превратилась в муку.
На рассвете, когда солнышко только начинало всходить с восточного края горизонта, а над морем небо розовело, раздавался стук в двери:
— Маша, подъём! У тебя пять минут. Я жду тебя во дворе.
За пять минут я успевала не только привести себя в порядок, умыться, расчесать волосы и стянуть их тугой резинкой на макушке, в подобие пучка, но и проглотить завтрак, который мама заботливо оставляла с вечера на столе, ведь ребёнку нужны были силы, для занятий спортом и плаваньем.
Мы приходили на пляж, когда там ещё никого не было, занимали лучшие места, на всех, недалеко от моря. Делали получасовую зарядку, затем, Володя брал часы, и начиналась главная часть моего испытания. Я плавала, ровно по 10 минут, потом выходила, мокрая ложилась на гальку, ровно по пять минут, ворочалась, как блин на сковороде, подставляя солнышку всю себя, по команде моего… воспитателя.
Так продолжалось часов до 11 утра!
Затем, мы, все вместе, шли в ресторан или кафе. Мария Никитична, мать Володи, категорически запретила моей маме готовить дома, мол, что это за отдых?
Днём все мы отсыпались, по своим квартирам, после четырёх, меня вновь вели на пляж — макать в море и сушить.
Вечером наши родители шли развлекаться, а я с Володькой ходила гулять по городу, крепко держась за руки, казалось, в Ялте, не осталось и уголка, где мы не побывали бы за ту неделю! В парке мы качались на качелях, взлетая выше всех, кормили золотых рыбок в пруду, слушали уличных музыкантов, лакомились варёной кукурузой и крабами, путешествовали на теплоходе по морю, откуда вся Ялта была видна, как на ладони. Столичные люди умеют отдыхать со вкусом! Мне и моей семье это понравилось!
Уже через три дня моя кожа, впервые в жизни, стала приобретать нежно-персиковый румянец.
К нашему отъезду, Володя раздобыл у кого-то велосипед и повёз меня в горы. Я сидела на раме, держась за руль, а он, приобняв меня, управлял велосипедом, быстро крутил педали.
Проехав достаточно долго, оставили велосипед под высоким, приметным деревом, а сами прошли ещё дальше, не до вершины, конечно, но, достаточно высоко. Ялта раскинулась где-то внизу, такая красивая, вся в разноцветных огнях. Мы видели море, по которому не торопливо плавали прогулочные теплоходы, словно жуки-светляки, они смешно копошились, почти у берега, как нам казалось с высоты! В горах было очень тихо. Звуки города остались внизу, зато звёзды стали ближе.
Набрав большой ароматный букет из горных цветов, мы сели в высокую траву, я начала плести венки, а Володя рассказывал мне о горных растениях и животных. Потом говорил о звёздах и созвездиях, показывал их в ночном небе, называл по именам, как своих старых знакомых. Он, не переставал меня удивлять своим обширным кругозором, многое из его рассказов мне очень пригодилось потом, в школе, на уроках астрономии и физики.
Я сплела два венка, мы торжественно ими обменялись, дав клятву сюда вернуться, лет через пять!
Нам пора возвращаться домой.
Мелкота, пользуясь курортной амнистией, ещё не вся разошлась по домам, увидев нас в венках, счастливых и довольных, сразу сделала свои выводы и орала в след:
— Жених и Невеста, объелись теста!
Мы громко смеялись. Нам было очень хорошо вместе, тем вечером!
А утром, у входа, ждало такси, которое должно было, отвезти нас в Симферополь, на железнодорожный вокзал. Нам было печально прощаться с семьёй Улановых, с которыми, всего за несколько дней, успели подружиться так, что даже наши мамы, украдкой вытирая слёзы, расцеловались, обменялись адресами и обещаниями обязательно побывать в гостях друг у друга.
Домой я уезжала почти мулаткой, но с обещанным поцелуем не спешила.
В самый последний момент, всё ж чмокнула Володю в щёку, ощутив всей своей сутью, что этого, нам обоим, было мало! Хлопнула дверь машины. Мы поехали.
Я махала рукой, говоря:
— До свидания, Ялта, Море, Володя! До новой встречи!!!
Кстати, Володя успешно окончил институт, потупил в аспирантуру. Его оставили работать в родном ВУЗе. Мы долго переписывались, потом вновь встретились, но это уже другая история.

Глава 9.

Сейчас я стояла в чужой спальне, в купальнике, который был мне мал, раздумывая, идти на пруд купаться или нет.
Петухи громко отсалютовали — ИДИ!
Накинув халатик, пробралась по огороду к пруду, расстелила полотенце и вошла в воду. На рассвете она была тёплой, как летом в море. Недалеко отплыв от берега, заметила, что дна уже не было! Я плавала и ныряла с огромным удовольствием, а на другом конце пруда собирался народ, подавая какие-то странные знаки и крики. Мне ли?
Я продолжала наслаждаться утренним купанием, пока не услышала громкий крик Полины Егоровны:
— Маша, горюшко ты моё, вылезай немедленно!
Выходить из воды очень не хотелось, но ослушаться её я не посмела. Вышла из воды, завернулась в полотенце, недовольно сказала:
— Меня родители с детства возили на море. Я прекрасно плаваю. Не волнуйтесь за меня.
Пока мы не пришли домой, хозяйка молчала. Меня уже ждал тёплый душ. Полина Егоровна сама заботливо намылила меня пару раз и обмыла, вытерла насухо полотенцем, после этого, вздохнула с облегчением:
— Ну, слава Богу! Надеюсь, обойдётся!
Я страшно удивилась её словам и попросила объяснить, что произошло, но она лишь махнула рукой, мол, ПОТОМ!
— Пошли завтракать. Благодаря тебе мы все поднялись рано. Это очень хорошо.
Я сидела за столом счастливая и свежая, девочки мне явно проигрывали. Они позёвывали, отворачиваясь, в сторону, чтобы родители не заметили этого.
Не знаю, как спалось в ту ночь Моте, но на стол, за которым собралась большая компания, были выставлены две большие чашки с аппетитными розовыми лепёшками, чашки с творогом, сметаной. В глиняных кувшинах красовалось топлёное молоко с аппетитно — шоколадной пенкой
Во время завтрака, Иван Матвеевич спросил у меня:
— Ты ела драники? — весело улыбнувшись, он протянул мне золотистую лепёшку, обмакнув её в густую сметану.
Когда я начала знакомиться с шедевром Мотиного кулинарного искусства, мои глаза сами собой закрылись, как бывало всегда, когда ела нечто вкусное и новое для себя. Все мои ощущения перешли в улавливание замечательного вкуса — жареного с чесноком картофеля, в сочетании с жирной сметаной. Лепёшка таяла во рту.
За столом я услышала одобряющие смешки. Открыла глаза, сама потянулась за ещё одной лепёшкой.
— Вот, Мотя, смотри, как Маша твои драники оценила — сказал хозяин и, вполне серьёзно, добавил:
— За успехи в лепёшных делах, от имени нашего колхоза и от себя лично, объявляю тебе благодарность!
Все дружно засмеялись. Смеялась и я, с огромным удовольствием уплетая уже третью лепёшку.
После того, как я полностью насытилась, сказала:
— Очень вкусно, спасибо. Я всегда их любила. У нас дома эти лепёшки называют чибриками. И готовят, немного иначе, но ваши — вкуснее! У нас их жарят редко, потому, что бабушка говорит, во время войны она ими на две жизни вперёд наелась. Они чибрики тогда пекли на воде, а картошку натирали вместе со шкурками, чтобы получалось больше.
За столом наступила тишина.
Глаза присутствующих стали грустными. Тема войны звучала тогда довольно часто, свежи ещё были воспоминания в сердцах старшего поколения о пережитом. Не все раны в сердцах зарубцевались! О войне тогда люди не просто слышали. Они её пережили!!! Она их сплотила общим горем потерь и общей радостью Победы.

Глава 10.

Поблагодарив хозяев и Мотю, вместе с девочками, идём собираться на работу. В основном, всё уже было приготовлено с вечера: вёдра, пустые мешки, две лопаты, как сказал хозяин:
— Вдруг, сгодятся!
Я удивилась, что мало лопат, но Ирка объяснила:
— Картошку будем собирать, под трактор.
Ничего не поняв из её объяснения, но, уточнять не стала.
До делянки с картошкой мы прошли через весь огород. Лошадь везла телегу с пустыми мешками, вёдрами и прочими вещами, которые загрузили во дворе, под присмотром Полины Егоровны.
Урожай овощей был уже почти весь собран. Остались грядки с капустой, пожелтевшие гряды с огурцами, помидорами, ещё какой-то зеленью..
На картофельном поле, для меня тот большой участок земли, показался полем, пыхтел трактор, тащивший за собой нечто тяжёлое, вспарывающее чрево земли и вываливающее из неё картошку, как зачарованную царевну из подземного терема. Она была крупная, красивая, ровная! Лежала на земляных холмиках и, казалось, улыбалась солнечному миру и ясному небу, пусть не столь лазурно-голубому, как весной, но ещё и не совсем серо-выгоревшему и сумрачному, как настоящей осенью.
Глядя на мои руки, хозяин не довольно крякнул и протянул свои большие рукавицы:
— Такими пальцами только на роялях играть, а не картоху собирать!
Поблагодарив за заботу, отказалась. Рукавицы были слишком велики для меня.
Мы разобрали вёдра и распределились по грядам. Взрослые работали парами на гряде. Один — собирал, другой носил. Как уставали, менялись местами. Мы работали втроём. Что с нас взять?! Девки!
Мы переглянулись и включили третью скорость! Картошка просто улетала с земли в вёдра. Собирали всю картошку, до самой-самой мелкой. Девочки объяснили, что в хозяйстве всё сгодится, пойдёт на корм скоту.
Отдельно, на табурете, стоял большой бидон с чистой холодной водой. Хозяйка сказала, что ту воду принесли с ключа. Все подходили, по мере необходимости, пили воду из одной большой алюминиевой кружки, наслаждаясь ей прохладой и удивительной природной свежестью, возвращавшей силу.
Мешки наполнялись картошкой быстро. Впрочем, и наши силы быстро стали угасать. Мы уже не столь резво носились к мешкам, не так искромётно насыпали вёдра. Солнце входило в зенит. Было жарко.
Иван Матвеевич объявил перерыв.
Это было очень хорошо.
Взрослые расстелили на земле большое старое одеяло, которое быстро, словно в сказке, превратилась в скатерть самобранку. Из больших хозяйственных сумок выложи чистые газеты. На них разложили варёные яйца, нарезанное сало с красивой мясной прослойкой, зелёный крупный лук, чеснок, бурые помидоры, огурцы свежие и солёные и, конечно, варёную в мундирах картошку. Соль была насыпана на отдельных листах газеты, чтобы всем было удобно её брать. Без условностей, в центре пира выставили бутыль самогона, опять же с бумажной пробкой, говорящей:
— Пуффф!
Зазвенели гранённые стаканы. Мы сидели прямо по краям той красоты и с огромным удовольствием уплетали всё, что было приготовлено.
Полина Матвеевна, улыбаясь, сказала:
— Вот, Машунь, на природе аппетит ко всем приходит. Приезжай к нам почаще, ты так умеешь есть, что глядя на тебя, душа радуется.
Я смутилась и покраснела.
А Иван Матвеевич, развеял моё смущение очередной шуткой:
— Выпьем за то, что бы всем всегда было так вкусно, как сейчас!
Вновь зазвенели стаканы.
Пир закончился, как опустела бутыль.
С новыми силами мы пошли добирать картошку, а мужчины грузили мешки на телегу. Лошадь была очень грустной, как мне тогда показалось, я подошла и погладила её по крутой холке. Она покосилась на меня, широко раздувая ноздри, вздохнула.
— Маш, а ты ей хлебца с солью дай, — сказал Ира. И добавила — Она это дело любит. Мы с Нинкой её часто балуем.
Я подошла к остаткам еды, заботливо сложенным в отдельный ящик, щедро обмакнула корку хлеба в соль и поднесла угощение. Лошадь нежными, влажными губами, втянула хлеб в себя и стала жевать, поблагодарив меня взглядом.
Иван Матвеевич подошёл к нам, сказал :
— Девчат, спасибо. Бегите домой. Отдохните. Вечером, небось, на танцы в клуб побежите. А то дело сил требует! Мы сами всё здесь закончим.
Закурил и пошёл проверять, как идёт погрузка мешков.
Я предательски покраснела. Переглянувшись, мы быстро помчались к дому, позабыв об усталости.
Дома чисто вымылись, завалились на кровать и заснули крепким беззаботным сном.

Глава 11.

Нас разбудила Полина Егоровна:
— Ну, народ, вас и на танцы не добудиться! Вон, молодёжь уже прошла, одни вы дрыхните. Молока поешьте с хлебом, на дорожку. И, чтобы к двенадцати дома были!
Мы быстро встали, нарядно оделись, подкрасились. Хохоча, попили молока.
Зашли за Витей, который нас уже ждал, на скамейке, у дома.
Весёлой стайкой пошли по дороге к клубу. Солнце степенно уходило за горизонт, его трудовой день закончился. Вечерело.
Первые полчаса я шла, весело болтая, как и все. Потом до меня дошло, что клуб, это совсем и не рядом, а где-то ДАЛЕКО! Успев уже познакомиться с деревенским – «Рядом» и «Рукой подать», опасливо спросила:
— А сколько нам ещё идти?
Витька хмыкнул:
— Уже не далеко, километра три-четыре!
К клубу мы подошли, когда солнце полностью ушло за горизонт, наступили сумерки.
Клубом называлось кирпичное строение, более похожее на сарай. Рядом был сельсовет — строение такого ж типа, но с Красным флагом, закреплённым на крыше. Вход и тут, и там, начинался с большого деревянного крыльца, под навесной крышей, к которому вели деревянные ступени. У входа в клуб стояла небольшая компания парней, явно, навеселе. Они курили, смачно плевались и поругивались, чем выражали свой протест, что их не пустили в клуб. Мы спокойно прошли мимо, купили в кассе билеты.
Дверь широко распахнулась, словно, приглашая войти, в просторный зал. Веселье было в самом разгаре. Весь пол щедро засыпан лузгой от семечек, что никому не мешало. Я, с удивлением узнала, что курить, в клубе, было запрещено, а щёлкать семечки, нет! Танцевали под проигрыватель с пластинками. Этим делом руководил работник клуба. Вот он громко объявил:
— По просьбе отряда авиаторов, сейчас прозвучит песня — Синий иней!
Не успела я и оглянуться, как ко мне уже шли два парня. Один — высокий. крепкий, взрослый, я сразу догадалась, что это Алексей. Но его опередил лётчик, в красивой форме. Лёха, не моргнув глазом, пригласил Нину. Ира танцевала с Витей.
Лётчик представился Андреем. Сказал. что уже вся округа говорит обо мне. Он даже назвал меня по имени. Я засмеялась.
Андрей сразил меня своей открытостью:
— А то! Здесь всегда всё новое, интересно. Знаешь, когда нас сюда на практику прислали, то и на нас так смотрели, пока не привыкли. Мы здесь уже почти месяц работаем.
Я сам из Курска. С детства хотел стать лётчиком, но в военную авиацию меня не взяли, потому я поступил в Рыльске. Буду пока летать на кукурузниках, потом, может, пойду на гражданского пилота учиться.
В молодости всё просто!
Пять минут потанцевали, а, казалось, знаем друг друга сто лет, выяснилось, что в городе мы и жили почти рядом, Андрей учился в соседней школе, у нас было много общих знакомых.
Лётчик проводил меня к нашей компании и, заранее, пригласил потанцевать с ним ещё.
Я кивнула, но, посмотрев на Лехину надутую физиономию, улыбнулась и сказала:
— Андрей, знакомься — это мои друзья.
Представив ему всех, попросила его потанцевать с Ниной, а сама, подошла к Лёхе, весело сказала:
— Так ты не передумал меня пригласить меня на танец?
Он улыбнулся, взял за руку, мы прошли в центр зала.
Не знаю, была ли у него договорённость, но зазвучала мелодия вальса, неожиданно сменившая быстрые современные танцевальные мелодии.
Танцевать вальс осмелилось всего несколько пар, включая и нас.
Остальные разошлись по сторонам, щёлкая семечки, стали смотреть, как мы танцуем.
Алексей был прекрасным партнёром. Он вальсировал легко и ритмично, ведя меня смело и, в то же время, бережно. Так всегда танцевал со мной папа. Это он научил меня вальсировать, как я была ему благодарна за это!
Кружась в ритме вальса, нам казалось, что мы, абсолютно одни в целом мире — только Он, Я и мелодия вальса. Это восторженное парение продолжалось достаточно долго. Мы ни о чём не говорили, просто летели, вне времени и пространства, нам было так хорошо, как казалось, никому и никогда до этого!
Вальс закончился так же неожиданно, как и начался. Андрей вальсировал с Ниной, но я этого не заметила. Мне было не до того! Всё моё сознание было занято мыслями об Алексее. Наверно, я впервые влюбилась по – взрослому!
Вновь зазвучала быстрая современная мелодия. Мы, всей дружной компанией, образовали большой круг, смеясь, начали дёргаться и дрыгаться, в ритмичных звуках. Парни, выхватив девочек, в центр круга, выделывали забавные коленца, все смеялись и хлопали. Такой свободной и счастливой я была в своей жизни очень редко!
Потом было ещё несколько быстрых танцев, затем, двери в зрительный зал отворились, нас пригласили смотреть фильм.
Фильм был про любовь, который я уже успела посмотреть в городе. Он мне не понравился, какой-то нудный, сплошь – проблемы.
Но зрители внимательно следили за происходящим на экране.
У меня было своё кино. Я сидела между Андреем и Алексеем, думая о том, как отказать одному, а с другим не наделать глупостей, о которых меня давно предупреждали все, но так хотела моя натура...
Плёнка несколько раз обрывалась.
Я заметила, что в темноте, некоторые пары целуются. Мне, неожиданно, захотелось, чтобы Алексей, прижал меня к себе и поцеловал, властно и сильно, как в кино! Но он сидел рядом, делая вид, что фильм ему нравится.
Публика начинала свистеть, кричать, стучать ногами.
Киномеханик, пожилой мужчина, в очках, высунувшись из своей кинобудки, громко кричал на весь зал:
— Ща! Я шо, виноват, что плёнку старую дают? Потерпите!!!
В зале включали боковой свет. Публика потихоньку успокаивалась.
В одну из таких пауз, Лёха шепнул мне, что пойдёт покурить и, осторожно пробрался к выходу.
Он вернулся неожиданно быстро и горячо прошептал мне в самое ухо:
— Скажи всем своим друзьям и лётчикам, что надо уходить. Парни собрались идти стенками, с кольями, они пьяные. У меня здесь мотоцикл, я тебя с девчонками отвезу домой. Жду вас у дороги.
Вот это дела!
Я пошепталась с друзьями, мы решили послушаться совета Лёхи и уйти. Народа в клубе было много — вся молодь округи!
Андрей предупредил своих друзей.
Фильм продолжался, а мы, потихоньку, в окружении парней в лётной форме, прошли к выходу.
Выйдя, заметили, что у клуба была уже не маленькая стайка парней, а большая группа.
Парни, разгорячённые алкоголем, нас освистали. Не обращая на это внимания, мы быстро пошли к дороге, где нас ждал Алексей на своём мотоцикле с большой коляской.
Несмотря на сумятицу, Андрей успел мне сказать:
— Завтра, рано утром, мы летим обрабатывать колхозные поля в зиму. Скажи своей тётке, чтобы она ваш огород пометила. Сами выходите, косынками нам помашете, мы пару кругов сделаем. Только, как мы на разворот пойдём — уходите в дом и окна закройте.
Ничего не поняв, я мотнула головой в знак согласия. Он добавил:
— А вечером, завтра, приходите в клуб. По субботам всегда хорошие фильмы привозят. И танцы будут.
Я тихо ответила:
— Хорошо. До завтра, Андрей, спасибо!
Лёха сидел на мотоцикле, курил, когда я подошла, спросил:
— Тебе Андрей нравится? На свидание пригласил?
Я рассказала ему, о чём мы разговаривали, Алексей улыбнулся:
— Кроха, ты совсем не умеешь врать. И не учись. Столько брехни на свете! Ненавижу!!!
Я удивлённо посмотрела на него, мол, какая ж я «кроха»? Но, спорить не стала.
Мы все разместились на мотоцикле. Витьку посадили в коляску, девчонки сидели прямо на нём, они шутили — в тесноте, да не в обиде!
Я села позади Алексея и крепко, как он велел, держалась за него.
Лёша завёл мотоцикл, который, немного порычав, взял старт и быстро поехал по просёлочной дороге, подпрыгивая на всех ухабах и ямах.
Я так сильно обхватила его со спины, боясь соскользнуть. Он, часто оборачивась ко мне, смеясь, кричал, перекрикивая шум мотора:
— Так космонавтов тренируют! Страшно? Ты крепче держись, со мной, не пропадёшь!
Не зря говорится — лучше плохо ехать, чем хорошо идти, до дома мы доехали быстро.
Лёха остановил мотоцикл у калитки нашего дома.
Полина Егоровна, ещё не спала, она вышла к нам, сказала:
— Что-то вы сегодня рано! Мы только с картошкой разобрались, разложили на просушку, пока погода хорошая, а то дожди обещают
Девочки подошли к матери и попросили разрешения ещё повечерять, здесь, рядом с домом.
Она согласно кивнула головой:
— Хорошо, посидите, только не долго, а мы спать ложимся, наработались, спины не разогнуть.
Вспомнив о словах Андрея, я подбежала к ней и сказала о том, что ребята-лётчики завтра, рано утром, обещали обработать НАШ огород, сообщила подробности.
Полина Матвеевна взмахнула руками:
— Ну, Мария!!! Цены тебе нет! Вот, девки, учитесь, каких надо парней заводить, чтоб и для дома, и для семьи польза была.
Я, покраснев, сказала:
— Это они сами...
Полина Матвеевна махнула рукой:
— А мне без разницы, главное, что дело великой пользы будет!
Я почувствовала себя настоящим героем.

Глава 12.

Витька сидел на скамейке с девочками, а мы с Алексеем, решили немного покататься по деревне на мотоцикле.
Я попросила разрешения сесть в коляску, где мне казалось безопаснее и комфортнее.
Нинка крикнула нам в след:
— Не забудь, на рассвете надо лётчиков встречать!!!
Весело смеясь, мы мчались по просёлочной дороге, вначале по деревне, потом, среди полей. На небе была яркая луна и очень много звёзд. Мне было уютно и спокойно, укрывшись пологом, смотрела на небо, на сельские красоты, неожиданно меня сморил сон, я заснула, под рокот мотора.
Проснулась от тишины. Лёшка остановил мотоцикл у реки, среди деревьев.
Он уже успел натаскать валежника и занимался разведением костра.
Поёживаясь в ночной прохладе, я вылезла из мотоцикла, присела у огня.
— Ну, что, Кроха, намаялась ты у нас? — спросил он тихо.
Я потянулась, по-кошачьи и сладко зевнула...
— Лёш, скажи, а почему у вас в пруду у нашего дома купаться нельзя?
Он задумчиво посмотрел на меня...
— А ты не заробеешь?
Мои глаза округлились.
— Ой! А что там такого страшного? Я ж утром искупалась, вода чистая, тёплая...
— Ага. Вся деревня весь день только об этом и говорила, что ты крылом Ангела небесного закрыта.
Я совсем растерялась. Огонь в костре разгорелся, он обхватывал ветки пламенными объятиями. Они наполнялись его страстной силой, подчинялись ей, сами становились частью огня, сгорая без следа, наполняя мир теплом и светом...
Есть в огне нечто магическое и, в то же время, манящее...
Леша сел поближе, накинул свой пиджак мне на плечи, приобнял, тихо спросил:
— Тебе удобно?
Я кивнула в ответ.
— Знаешь, Кроха, не всё в жизни просто. Когда-то давно, ещё при помещике, здесь было большое село, церковь, которую построил старый барин. Рядом располагалось кладбище.
Этот рассказ, заставил меня сильнее прижаться к нему, было страшно. Мне казалось, в тот момент, что только он мог защитить меня от всех бед, такой сильный и взрослый!!!
Леша продолжал свой рассказ, его низкий баритон, казалось, вливался в мою душу, минуя уши.
— Село жило своей жизнью, но случилась революция, изменившая жизнь людей. Церковь ту разрушили вместе с кладбищем, всю землю разрыли, часть её, прямо с человеческими костями по полям развезли. Котлован глубокий вырыли, воду с источников подвели. Потому, тот пруд так и называют — На гробах! Никто там даже скотину не поит.
На дне, пруда, ключи бьют, словно, сама земля тех людей оплакивает. И сом там, говорят есть. Огромный, старый, может — водяной оборотень. Редко кто из того пруда живым на берег выходит. Вот потому о тебе все и говорят, что ты – чистая, раз пруд тебя и не смог взять.
Отстранившись от меня, он закурил, палочкой помешал ветки в костре, подкинул ещё веток.
— Кстати, с тех пор, вражда меж людьми пошла, центр колхоза перенесли за шесть километров отсюда, там, где клуб. А раньше, при помещике, наша деревня была главнее, здесь и усадьба помещика была, вон, ближе к лесу, пока не снесли.
Я удивилась:
— Столько времени прошло-то, странно как…
Лёшка, хитро прищурившись, посмотрел на меня:
— Да. В жизни много странного.
Помешал ветки в костре, спросил:
— А ты Нинке или Ирке ровесница?
Я замотала головой:
— Нет, я моложе Иры на год. Они ж уже в техникуме учатся. А я в школе, в восьмом классе.
Теперь пришло время удивиться Лёшке, он даже присвистнул:
— Ну, Кроха, стало быть, ты моложе меня почти на 12 лет!
Я кивнула головой.
Огонь усердно выполнял своё дело, за миллионы лет ему было многое известно, пламя в костре, играло языками, словно исполняя свой вечный огненный танец.
После того, как Алексей узнал, что я ещё моложе, чем ему показалось, между нами возникла какая-то, тогда мне не понятная, стена.
Впрочем, мы продолжали разговаривать, с интересом, узнавая друг от друга, нечто новое и полезное для себя. Это было совсем не то, что в общении с Володей, которое строилось, в основном, на его монологах. С ним я чувствовала себя ученицей и смотрела на него, как на учителя.
А с Алексеем, хотя он был намного старше Володи, я чувствовала себя, почти на равных, он поразил меня своим конкретным восприятием мира. В моей голове, в ту пору, было всё, как у плохой хозяйки в шкафу — вещеё полно, а порядка нет! Я много читала, обожала поэзию, занималась живописью и музыкой, хорошо знала историю, но! Объединить свои знания в логическую цепь и применить их в своей жизни, не умела.
Кругозор Лёхи, был не столь обширен, но он умел всё объединять и делать свои выводы.
В его «шкафу» вещей было меньше, но всё — аккуратно разложено по «полочкам».
Физически мы жили на одной планете, а духовно – были инопланетянами, причём не только с разных планет, но из различных систем Галактики. Просто я жила в своём мире, он – в своём!
Впервые я услышала от него, насколько важны и нужны людям деньги. До этого мне никогда об этом не приходилось думать, я считала деньги, лишь необходимым атрибутом. Для меня это было просто — нужны деньги, порошу у родителей или бабушки. Без проблем! Вырасту, получу специальность, заработаю.
От него я услышала, что в нашей стране, ТОГДА, были богатые люди и бедные. В моём кругу общения, никогда об этом не говорили, ценность людей измеряли по духовным и моральным качествам. Само собой всё складывалось, что, если ты, хороший человек, образованный, приносящий обществу определённую пользу, то будешь жить спокойно и вполне обеспеченно, как жила моя семья, потерявшая во время революции столько, что «ты себе и представить не можешь, главное, что все мы остались живы», — иногда говорила бабушка. В её словах не было не ненависти, ни укора. Ну, просто, жили тогда так, а сейчас живём, по-другому.
Возможно, потому, что наша семья, на памяти поколения, пережив потерю всего состояния, смогла, благодаря этому выжить, культа денег не было!
А Лёша, с малых лет, работал, помогал матери. Они жили в полной нищете, в маленькой мазанке. Он, с детских лет, терпел унижения, батрачил на людей, мечтал вырасти, стать обеспеченным человеком, построить свой дом. Для него не было ничего ужасного в том, от чего моя душа просто сжалась в комочек, когда он рассказал, что в доме девочек, работают батраки, которых мне представили родственниками. Мотя, несчастная одинокая женщина, у которой сгорела хата, а Маховы её приютили, поселили у себя. Мотя работала не только по хозяйству в доме, но и техничкой в школе, у Полины Егоровны.
— Господи, Лёша, ты говоришь мне такие жуткие вещи! Как такое может быть?
— Это, Кроха, жизнь. Она – не сказка. В ней и боль, и страх, и ненависть, и зло.
Вот ты у Нинки спроси, как её эти летом отец обидел. Будь я на её месте, никогда б не простил!
Он замолчал, подошёл ко мне, спросил:
— Маша, наверно, тебе много обо мне наговорили. Почему ж ты сюда со мной поехала, не побоялась?
Я тихо ответила:
— Лёша, я сердцем чувствую, что ты — хороший человек, просто в твоей жизни всё сложно складывается. Ты — талантливый, с характером. Ты должен в жизни многого добиться. Разве ты обычный шофёр? Тебе учиться надо!
Он фыркнул:
— Понимала б ты, Кроха, что в деревне значит шофёром быть! Шофёр в деревне, что генерал в армии. Его все уважают, особо, если, как я — не пьющий!
Посмотрев на часы, присвистнул:
— Давай скорее костёр гасить и до дома, а то навешают нам подвигов, о которых мы с тобой и не мечтали! Точно, Кроха, ты крылом Ангела покрыта, — он улыбнулся.
Зачерпнув воды из реки старым кривым ведром, что было привязано к мотоциклу, залил костёр. Домой ехали очень быстро, наполняя округу рокотом мотора. У околицы, Лёша заглушил двигатель, вытащил меня из коляски, заботливо, словно ребёнка, поставил на землю. Мы пошли к дому тихо, чтобы не тревожить округу. Я прижималась к нему доверчиво и нежно, он обнял меня. Мне было с ним так хорошо, как с папой!
Девочки играли в карты с Витей. Они ждали меня.
Попрощавшись с парнями, пошли домой и, не умываясь, легли спать, быстро заснули.

День третий. Суббота.

Глава 13.

С первыми петухами, пришла Полина Егоровна будить нас:
— Девочки, пойдём скорее участок метить. Ребята скоро должны прилететь!
Встав пораньше, она уже приготовила кучу белых тряпок и полотенец, разложила их на столе.
Я обратила внимание, что картошка, которую мы вчера собрали, была аккуратно разложена по всему двору и перед домом, на мешках и просто, на земле, её было очень много
По узкой тропинке, оставленной для прохода в огород, мы побежали обвязывать белыми метками столбы меж нашего огорода.
Только закончили с этим делом, в небе услышали рокот моторов.
На бегу, дружно исполняли танец с косынками, махая кукурузникам, пролетавшим над деревней. Ведущий самолёт, приветливо помахал нам крыльями, наверно его вёл Андрей, подумала я. Интересно, он с высоты меня видит?
Самолёты пошли на разворот, а мы со всех ног кинулись в дом, крепко закрыв за собой двери.
Кукурузники несколько минут порычали над нашим участком, словно большие жуки, затем шум моторов начал смолкать. Они полетели дальше, на колхозные поля. Мы вышли из дома, сняли тряпки и замочили их в большом тазу, помогли Моте управиться со скотиной и птицей. Потом вымылись под прохладным душем, поели, молока с хлебом и мёдом, пошли досматривать свои сны, под колыбельную в исполнении петухов и коров. Я стала привыкать к их гомону.
Проснулись к полдню. Вышли на крыльцо. Во дворе работали «родственники», они дружно перебирали картошку. У калитки Полина Егоровна о чём-то разговаривала с милиционером. Увидев это, Нина, как ошпаренная, кинулась в дом, хлопнув дверью.
Хозяйка кивком головы пригласила нас подойти поближе. Мы подошли.
Милиционер поздоровался с нами и спросил, что мы знаем о вчерашней драке в клубе?
Мы сделали большие глаза, так как, действительно, ничего о той драке не знали.
Ирка сказала:
— Мы не знаем ничего. А что за драка была? Мы уехали рано, фильм был скучный, нас Лёшка Пиг на мотоцикле привёз.
Милиционер что-то записал в тетрадь. Посмотрел на нас:
— Девочки, а после того, как Алексей вас привёз, он, куда собирался поехать? В деревне говорят, что он опять в клуб поехал. Его мотоцикл трещал по дороге.
Покраснев, я вступилась за парня:
— Нет. Ни в какой клуб он не ездил. Он меня на реку возил, мы костёр на берегу жгли и разговаривали. Потом домой привёз, только мотоцикл у околицы заглушил и до дома сами дошли. Попрощались. Было поздно, он домой поехал.
Полина Егоровна всплеснула руками:
— Ну, Мария! Горе мне с тобой! Лёшка тебя не обидел?
Широко раскрыв глаза, я гневно ответила:
— Что вы все к нему привязались. Знаете, какой он хороший человек! Талантливый, а вы его все вместе, с детства, долбите не за что! Он что виноват, что у него отец немец? Так и немцы разные были — и фашисты, и нормальные люди! Как вы этого не поймёте до сих пор?!
От моей горячности, участковый улыбнулся:
— Ну, с такой защитницей Лёха не пропадёт!
Его слова вновь вогнали меня в краску.
Полина Егоровна расписалась в той тетради, милиционер попрощался с нами и ушёл.
Завтракали, вернее, обедали, на веранде, маленькой компанией. Мотя приготовила большие сочные вареники, которые плавали в густых сепарированных сливках. Здесь это угощение подавали с солью. Дома мы ели вареники только с сахаром или вареньем. Вареники с солью мне очень понравились, так вкусно, что не оторваться!
После еды, Полина Егоровна сказала:
— Девочки, помогите нам картошку добрать. Мы с утра уже работаем, вас будить не хотелось, уж очень вы крепко спали.
Картошка подсохла на свежем воздухе, большая часть урожая, была уже перебрана. Наши свежие силы, помогли всё закончить быстро. Картошку делили – мелкую для скота, покрупнее, на еду, а самую лучшую — в город, на базар, она падала в вёдра, со звуком «Пам!». Пам, пам, пам, пам… Полные ведра, мужчины относили на хранение в погреб или подвал.
Сообразив, я тут же спросила:
— А вы нам продадите своей картошки? Она такая у вас красивая и вкусная!
Иван Матвеевич ответил:
— Конечно, Мария Владимировна. Мы ж дочкам повезём и для вас захватим. А сколько вам надо?
Пожав плечами, ответила:
— Не знаю. Я у мамы спрошу.
— Ну, договорились!
Вот и ещё одно доброе дело я сделала, теперь, для своей семьи. Как мне было приятно, ощутить, свою значимость!
Когда всю картошку отправили на хранение, я с девочками, занялась приборкой! Вначале чисто подмели у дома и двор, который сильно был засорен, после переборки картофеля, затем прибрали в доме. Вынесли во двор перины, подушки, половики. Всё хорошо выбили и потрусили, развесили на заборе для просушки, что б воздухом набралось. В доме протёрли пыль, подмели, помыли полы. Занесли перины и прочее богатство, разложили по местам.
Только закончили, Полина Егоровна, вновь нас позвала:
— Девочки, Мотя для вас толкушки с луком наготовила. Идите есть. «Толкушкой» называлась, толчённая картошка с жареным на сале луком. Она лежала в большой чашке. Мы ели её деревянными ложками, устроив целое сражение, в погоне за шкварками сала. Это было так весело, ароматно и вкусно! Запили еду горячим мятным чаем. Сидели за столом, не в силах встать, от обжорства.
На веранду вошла нарядная Полина Егоровна, я удивилась, как быстро всё в деревне делалось! Мама, когда их с отцом приглашали в гости, несколько дней готовилась, подбирая подарок, выбирая и готовя, наряды для себя и папы, делала причёску, маникюр. Наводила красоту дома, у зеркала, тщательно подкрашивая глаза и губы.
А тут! Только картошку разобрали и вот, уже при полном параде, красиво причёсана, подкрашена, говорит:
— Сегодня у Косаренок свадьба. Нас с отцом пригласили. Вся деревня гулять будет. И вы приходите. Только смотрите, что бы без глупостей!
Девочки начали вздыхать, я тихо сказала:
— Меня в клубе Андрей будет ждать…
— Нет. Мария, обойдёшься сегодня без клуба. Дай мне спокойно отдохнуть, без твоих подвигов. В другой раз приедешь, сходите ещё в клуб!
Нинка ехидно сказала
— Ничего. Я тебе гарантирую, твой Андрей у нас тут не заскучает! Расправив плечи, задорно подмигнула, независимо прошла мимо меня, запела:
— От чего у нас в посёлке у девчат переполох…
Что их так встревожить может?
Кто их так встревожить мог???
Все засмеялись, я махнула рукой, мол, что на таких обижаться!
Вечер только начал вступать в свои права, девочки решили, что ещё успеют показать мне лес, который был не далеко от деревни и, повязав косынки, мы взяли корзинки, зашли за Витей, пригласили его с собой. В деревне говорили, что в лесу уже появились маслята.
Наша компания бродила по лесу, но никаких грибов там не было. Осень выдалась сухой и тёплой, а грибы любят сырость.
В вечернем лесу было красиво! Ранняя осенняя желтизна местами проглядывала в густых ветвях деревьев. По ветру летали лёгкие паутинки, блестя, серебрились в лучах заходящего солнца. Листья только начали складывать на земле свой пёстрый ковёр.
Ира начала озоровать и поддразнивать Витьку, то по макушке шлёпнет, то веткой ударит, вдруг быстро побежала, крикнув:
— А догнать — слабо!
Она мчится между деревьями, Витька бежит за ней, размахивая палкой, смеётся:
— Вот, я тебя сейчас, догоню и съем!
Оставшись с Ниной, я прошу её рассказать, что за история произошла у неё этим летом с отцом.
Зардевшись, она спросила:
— А кто тебе про то сказал?
Я махнула головой, мол, это не важно:
— Просто мне очень хочется услышать от тебя правду.
Подумав, она сказала:
— Хорошо, только дай слово, что никому в городе про то дело не расскажешь.
Я согласно кивнула головой.
Нина начала свой рассказ:
— Помнишь, того участкового, что к нам сегодня приходил. Его зовут Костя. Он к нам работать приехал той осенью, увидел меня на вечере в школе и прицепился, начал ухаживать. Я тогда в десятом классе училась. То он меня в клубе на танец пригласит, то цветов букет подарит, то конфетами угостит. Ну, сама знаешь, по деревне вести быстро расходятся.
Однажды, после того, как мы уже в техникум экзамены сдали и нас с Ирой зачислили, мы домой из города вернулись, Костя пригласил меня, как тебя вчера Лёшка, покататься с ним на мотоцикле. Я и согласилась, а дома ничего не сказала.
Поехали мы с ним, как говорится, куда глаза глядят, а мотоцикл взял и заглох, километров двадцать, если не больше от дома, прямо в полях! Ну? Что делать? Костя пробовал его подчинить, весь вымазался. Не получилось! Вот мы пёхом и пошли назад. А что делать оставалось? Пока дошли – уже светло было, коров на выпас ведут, тут мы — грязные, пыльные…
И пошли по деревне слухи. Шли, шли и до отца дошли. Кто-то из мужиков, в бригаде, ему сказал:
— Ты девок в город не учиться повёз, а что б брюхо Нинки с глаз убрать. Её участковый давно обрюхатил, сейчас они уже и не скрываются от людей!
Ну, батя ему и дал меж глаз, домой прилетает, к гаражу, мотоцикл заводит, в люльку топор кинул, орёт на всю округу:
— Мать, зови Нинку. Я её сейчас в Щигры в больницу повезу. Коли не девка, там и зарублю! Прощайтесь!
Мамка в слёзы, а он и слушать не хочет, ругается, на чём свет стоит. Я его таким никогда и не видела.
Села я к нему в мотоцикл, трясусь от страха, в ногах топор бьётся.
Приехали в Щигры.
Он меня к врачу привёл
— Посмотрите — дочка моя, девка или нет!
Меня в кабинет врач привела, попросила раздеться, на высокое кресло положила. Перчатки резиновые одела, посмотрела всё … там….
Я, оделась, выхожу вся красная от стыда.
Нина, и во время рассказа, вся полыхала. Я слушала её с ужасом, широко раскрыв глаза.
— Ну, говорят папке, — всё хорошо. Успокойтесь. У вас честная и хорошая девочка.
Отцу мало, он просит справку выписать с печатью. Выдали ему ту справку. Он у меня прощенья попросил, усадил в люльку и домой привёз. Топором ту справку к нашим воротам пригвоздил и всем бабам, что у колодца стояли, строго сказал:
— Если кто, про моих девок, ещё плохое слово скажет, я ему язык поганый, вместе с башкой, тем самым топором срублю. Вы меня знаете!
Вот так всё и успокоилось. Я отца за это и не сужу. Языки у людей злые.
А на Костю мне теперь и смотреть стыдно, потому, тогда и спряталась в доме.
Только она закончила свой рассказ, на полянку выбежали разгорячённые Ирка с Витькой, они весело смеялись, заразив своим весельем, и нас.

Глава 14.

Мы вернулись домой, по темноте, когда родители девочек уже ушли в гости. Мотя накормила нас творогом со сметаной, мы запили еду молоком с мёдом. Во время ужина, сидя за столом, мы переглядывались, корча друг другу рожицы, смеялись.
Мотя развела руками:
— Либо вам шлея под хвост попала? Шо, без толку, смиётися?
Нинка, схватив её в объятья, закружила в вальсе, а мы с Ирой, хлопая в ладоши, напевали:
– И… раз, два, три… Раз, два, три…
Наше веселье оборвал свист, Витя зазывал нас на вечернюю прогулку.
Ирка крикнула ему:
— Щас, только причешемся!
То «Щас» затянулось, Вите пришлось ещё несколько раз нам свистнуть, зато, на улицу вышли три «красавы», подхватив сердитого Витьку под руки, мы с Иркой, потащили его по дороге, не давая возможности выразить своё возмущение. Сзади шла Нинка и, дурачась, подгоняла нашу тройку тонкой веточкой!
По ночному небу плыли тучи, которые скрыли и месяц, и звёзды. На улице заметно похолодало, потому, мы оделись теплее. Моя мама просчитала и такую ситуацию, положив в сумку, тёплую кофту и брюки, хотя я этому очень сопротивлялась. А зря! Сейчас они мне очень пригодились. (Мамочка! Не знаю, слышишь ли ты меня сейчас… Спасибо тебе! Ты всегда любила меня, заботилась обо мне, как никто другой!)
Дойдя почти до околицы, свернули в сторону от дороги, ведущей в клуб, Витька остановился, удивлённо спросил:
— А мы, что, в клуб не пойдём?
Нинка, собрав в голосе, всю оставшуюся, на сегодня, серьёзность, ответила:
— И тебе Андрей там свидание назначил?
Мы с Иркой чуть не лопнули от смеха. Парень покраснел:
— Ну, Нинка, язва ты! Правда, мы, куда сейчас, идём?
Ира спокойно ответила:
— Витя, какой клуб! Неужто не знаешь? У Косаренок нынче свадьба! Там вся деревня гуляет, слышишь, музыка играет? Наверно, в доме празднуют, на дворе, зябко!
Семья Косаренко жила как-то в стороне, от центральной улицы. Дом стоял на отшибе, в низине.
Свадьбу в деревне играют не каждый день, потому там собираются не только участники торжества и приглашённые гости, но и многочисленные разновозрастные зрители, от детворы, до седых стариков, причём, каждая компания гуляет свадьбу по-своему!!!
В центре праздника был деревянный дом, хотя и не резиновый, но, вместивший много народа! Окна были раскрыты. Под каждым окном, стайка ребятни, наблюдавшая за действиями, происходящими в доме.
— Отец тост говорит! — кричат глашатаи – мальчишки.
Зрители подхватывают и по округе, волной проходит:
— Отец тост говорит!!!
Мальчишки:
— Молодые целуются!
Эхом проходит по округе:
— Молодые целуются!!!
Это совсем не мешает общему веселью, скорее, поддерживает!
Гармошки играют в разнобой, у каждой – своё веселье!
Вот, на длинной скамейке, сидит целый ряд старушек, в платочках. Я отмечаю, что дедов в этой группе нет! Война, годы… Бабушки о чём-то разговаривают, показывая друг другу нечто, что привлекло их внимание.
В компаниях пожилых людей, сидящих чуть дальше, среди женщин, есть несколько мужчин, двое из них, играют на баянах. Здесь поют лирические народные песни, на русском и украинском языках, звучные и мелодичные: Запрягайте, хлопцы, коней… Живёт моя отрада в высоком терему… Коробейники…
Как чисто звучит многоголосие! Никто не обучался здесь искусству хорового пения, поют по душевному порыву, очень слаженно и красиво!!!
На другом конце двора, веселится молодёжь, щёлкают семечки. Поразительно, сколько вокруг шелухи от семечек! Она лежит везде — кучками, горками, ковром!
Здесь много парней. Звучат задорные частушки. Девушки, сняв платки, размахивают ими, словно крыльями, каблуками выбивают чёткую дробь:
— Эх! Полюбила тракториста, думала, что навсегда! Посмотрела, поглядела — дюжа колка борода!
Слова текста, складываются на ходу, задорно:
— Я милого провожала и расстроилась до слёз, на вокзале обнимала, целовала паровоз!
Это уже не просто веселье — настоящий, стихийный конкурс: «Кто кого перепоёт»!
Кстати, ещё в городе, девочки познакомили меня со своими дневниками, куда они записывали мудрые изречения, тексты стихов, песен, частушек. Там они рисовали красивые цветы, вклеивали цветные картинки из журналов. Я так же вела свой дневник, но там были собраны лишь мои впечатления от пережитого за день, от прочитанной книги, услышанной музыки.
Их «зеркало» собирало всё в себя, а моё, работало в обратном направлении…
Нинка обожала частушки, знала наизусть много текстов, её ноги сами идут в пляс, она влетает в центр частушечного веселья, словно огненный шар, выбивая ногами ритмичную чечётку:
— Подружка моя, ступай, одевайся, с твоим милым посижу, ты не обижайся!
В круг выходит красивая статная девушка, идёт на Нину, та отходит в сторону, слушает:
— Ох, подруга, выходи, а я тебя встрену. Ты расскажешь про любовь, а я про измену!
Вновь, Нинина очередь. Она, подбочинясь, наступает на соперницу, весело поёт:
— Эх! Меня милый разлюбил, я не стала унывать! Я такого таракана решетом могу поймать!
Костя — милиционер, одетый в штатское, стоит чуть в отдалении, задумчиво смотрит на девушек, закуривает.
В моей голове зарождается интересная интрига. Надо будет расспросить Нину об этой девушке.
Вот уже и Ира, не смелым шагом, идёт к частушечникам, но войти в круг, не решается, ещё молода! Остановится, начинает хлопать в ладоши, в так музыке, тихо припевает:
— Ох, подруга, запевай, запевай какую хошь, о любви только не надо, моё сердце не тревожь!
Гармошка заливисто выводит одну и ту же мелодию, но это не мешает народному веселью, наоборот, поддерживает его и разогревает.
Мы остались вдвоём с Витей. Наконец, он дождался своего часа!
— Маш, — говорит он серьёзным тоном. Знаешь, а ты мне нравишься.
Открыл Америку! Конечно, я это знаю на уровне подсознания, сдерживая смех, делаю вид, что удивлена:
— Витя, ты это всем девчонкам говоришь или через одну?
Он дуется, наверно, так же забавно, как и я, если посмотреть со стороны. Пауза затягивается.
— Ты Лёху Пига влюбилась, — пытается меня поддразнить. — Думаешь, я это не заметил?
Я смотрю на него, начинаю смеяться:
— Ох, Витька, как у тебя всё просто! Я третий день в деревне, а ты меня уже насквозь пытаешься просмотреть. Если б я сама могла понять ВСЁ это…
Знаешь, как мне здесь у вас всё не привычно? У вас, в деревне, всё по-другому. Даже воздух не такой, как в городе. Если честно, меня дома гулять отпускают до десяти, а у вас, смотрю – полная воля! Я тут насмеялась больше, чем за всю свою жизнь. Дома мне бы давно замечание сделали бы – ВЕДИ СЕБЯ ПРИЛИЧНО! Возможно, не только замечание. В городе намного больше условностей, чем у вас. Я здесь душой отдыхаю. Как же у вас здесь всё просторно и просто! Вот вчера, вечером, мы как с Алёшей простились, так сёстры наперебой:
— А ты с Лёхой целовалась? А как он целуется????
Говорю им, мол, нам и без поцелуев было хорошо, а они смеются, не верят.
Так что, отстань ты, с этими делами, от меня. Дай самой мне во всём разобраться! А вот перед Андреем, скажу тебе честно, мне очень неудобно. Он доброе дело сделал, а я ему даже «СПАСИБО» не могу сказать. И, если тебя интересует, о ком я сейчас думаю, то – об Андрее. О Лёшке, конечно, тоже думаю. Как не думать-то? К нам сегодня милиционер приходил, говорил о драке. Ты в курсе? Кто-то хочет ту драку на Лёху повесить, а ведь он не виноват совсем! Знаешь, я теперь поняла, почему он нас увёз, наверно, чувствовал, беда будет.
Витька смотрел на меня с удивлением.
— Слушай, я и не думал, что ты ТАКАЯ!
— Какая я, Витя? Объяснить можешь?
— Не знаю. Но ты мне ещё больше сейчас нравишься, точно! А про драку в деревне говорят, что ребята сильно побились, даже несколько человек в Щигры отвезли. В больницу, с переломами. Шума там было много. Эта вражда у нас идёт давно. Раньше — наша деревня была главной, а теперь, там и сельсовет, и школа, и клуб. Вот местные носы и дерут, считая, что остальные, им не ровня!
О том, как зародилась та вражда, я уже слышала от Алексея, а то, что парни враждуют до крови, меня возмутило:
— И что вы делите? Да какая ж разница, где сельсовет стоит???
— А ты походила б в школу за 6 километров каждый день — и в мороз, и в слякоть, и в жару, тогда б и поняла – какая разница!
Спорить с ним было бесполезно. И что б от этого изменилось?
Я взяла его под руку, мы пошли искать девчонок. Идя рядом со мной, Витя постарался расправить плечи, выглядел таким бравым и счастливым.
Глашатаи продолжали разносить вести о свадьбе.
Из двери дома, прямо в толпу, иногда, выдавали бутылки и закуску. Угощенье быстро исчезало. Впрочем, народ и сам позаботился о себе! Редко кто из присутствующих был трезв.
Говоря Вите, что я почти не думаю об Алёше, было, мягко говоря, не правдой.
Я очень хотела его увидеть, прижаться к нему и вновь услышать красивый мужской голос, рассказывающий мне совсем не то, что пишут в книгах.
Он появился на гулянье, когда оно подходило к завершению. Близилась полночь.
Лёха шёл, часто останавливаясь, обмениваясь рукопожатиями с парнями. Я почувствовала, что он ищет меня.
Найдя меня глазами, он помахал рукой и подошёл к нам быстрым шагом.
— Привет всем! Ну, вы и даёте! Вас в клубе авиаторы ждут, все стены протёрли, а вы тут песни спеваете!
Я покраснела, улыбнулась :
— Хорошо, что стены есть. Я думала, что и клубу в драке досталось.
— Нет, клуб не тронули, даже все стёкла целы, а вот заборы частично разобрали. Говорят, веселье было ещё то!
Ко мне участковый, ни свет, ни заря, явился. Кто-то уже успел меня в ту драку вписать, как самого главного героя. Правда, потом, говорят, у меня защита появилась, откуда и не ждал. Вот за то тебе, Мария, большое спасибо! Все тучи разогнала. Пусть сами теперь разбираются.
Посмотрев на Витю, добавил:
— Смотрю, вы тут не скучали, пока я вас там искал?
Витька и краснеть умел, не хуже меня.
Я подошла к Лёхе, отвела его в сторону.
— Лёша, знаешь, я завтра уезжаю. Ты обещал мне вечность подарить – где она?
— Кроха, знаешь, Вечность – на то и вечность! Всё впереди! Разные мы с тобой люди. Очень разные. Но, знай, я тебя никогда не забуду. Изменила ты что-то во мне, как пелену с глаз сняла. Спасибо тебе, он нежно меня обнял. Как мне было хорошо, рядом с ним!
Народ стал потихоньку расходиться.
Мы шли с Лёшей, крепко держась за руки. И вновь говорили про жизнь. Девочки, с Витей, шли впереди.
У дома Маховых, попрощались. Я пообещала, что ещё приеду с девочками. Алексей пообещал встретить нас, на ЗИЛе, в Щиграх. Но, ни он, ни я, своих обещаний не выполнили. Не судьба!
Лёша уходил в темноту ночи, а я, помахав ему в след рукой, хотела идти домой, но тут меня окликнул Витя:
— Маша, я тебе свой Воронежский адрес написал. Я там учусь и живу в общежитии. Давай будем переписываться. Правда, писать писем не умею и с почерком у меня проблемы, но буду учиться. Только напиши мне обязательно. Я очень буду ждать!
Взяв листок бумаги, положила в карман.
— Витя, не знаю. Обещать не буду. Возможно, и напишу. Дай мне подумать.
Неожиданно, он крепко сжал меня в своих объятьях и прикоснулся к моим губам, своими, сухими и горячими. От него пахло сигаретами и семечками.
Это был первый мужской поцелуй в моей жизни!
От неожиданности я растерялась. Обычно, в кино, в таких ситуациях, героини давали пощёчину. А за что мне его бить? Он — хороший парень, друг, который спас мне жизнь, отстранившись от него, сказала:
— Куда нам спешить? У нас впереди целая Вечность!
Витя растаял в сумраке ночи, как и Лёша.
Я села на скамейку одна. Мне было холодно, но идти домой не хотелось.
В окнах спальни горел свет. Наверно, девочки ждали меня, чтобы расспросить, как я попрощалась с парнями. Мне не хотелось говаривать об этом. Казалось, что ночной сумрак проник и в мою душу. Начал моросить мелкий осенний дождик.
Я совсем озябла, тихо зашла в дом, прошла в спальню. Девочки уже легли. Они сказали, что завтра мы поедем в Щигры, не вечером, как собирались, а к утренней электричке. Иван Матвеевич договорился с соседом, который ехал туда на лошади, вёз жену на базар. По дождю, в деревне, делать было нечего! Девочки уже собрали свои вещи в большую сумку.
Я быстро собрала свою сумку. Теперь у нас уже было две сумки с вещами. Третью, с продуктами, собрали с утра.
Удивительно, но девочки не стали ни о чём меня спрашивать, я была им за это очень благодарна.

День Четвёртый. Воскресенье.
Глава 15.

Серое утро встретило нас настоящим дождём. Осень взяла своё! Бабье лето закончилось. Даже петухи пели не так звонко, как вчера, они печально голосили, словно, оплакивая прошедшее лето. За окнами плакал дождь. Мне хотелось плакать, было печально уезжать отсюда, из этого мира свободы и беззаботного веселья.
Мотя покормила нас на дорогу, яичницей на сале, напоила горячим чаем с мёдом. Полина Матвеевна передала моим родителям «большое спасибо» за гостинцы и «большой привет»! Плюсом шли: банка деревенского молока, по банке сметаны и мёда, большой пакет творога. Всё было передано со словами:
– Кушайте на здоровье!
Она поцеловала меня, назвала «хорошей девочкой», пригласила приезжать в гости ещё.
Иван Матвеевич, по очереди, брал нас на руки, сажал в высокую телегу на ароматное сено, в которое мы, смеясь, зарылись. В телегу поставили наши сумки и сумки жены возницы. Сверху, от дождя, нас накрыли большим куском брезента. Дорогу развезло грязью. Телега подпрыгивала на ухабах, а мы, как птенчики сидели в соломе и о чём-то звонко щебетали, высовывали носы из укрытия и тут же прятались назад. Дождь усилился. Возница, вместе с женой, ехал впереди, управляя лошадью. Они были одеты в плащ-палатки с накидками и резиновые сапоги.
Я спросила у Нины про ту девушку, что пела с ней частушки. Оказалось, что моя интуиция не подвела. Это была новая фельдшерица, которой приглянулся местный участковый. Нинка вздохнула:
— Пусть берёт, мне не жалко!
Наконец, телега остановилась рядом с вокзалом. Мужчина помог нам выбраться из телеги, достал наши сумки, проводил до кассы, где мы купили билеты иЮ поблагодарив, попрощались с ним.
Электричка стояла у платформы, натружено, пофыркивая. Таща сумки, по очереди, вдвоём, большими перебежками, зашли в полупустой вагон, спокойно заняли места на одной из скамеек, где сладко продремали всю дорогу до города.
В Курске дождь уже закончился, но было сыро и холодно.
На вокзале нас встретил мой папа, которому позвонили из сельсовета и сообщили, что мы приедем не вечером, а утром.
Папа нёс две тяжёлые сумки девочек, а мою, как и раньше, мы тащили втроём, часто меняясь.
Сели в нашу машину, быстро приехали домой.
Всю дорогу папа, улыбаясь, слушал мои «ахи» и «охи» на тему: « Как хорошо жить в деревне!».
— Да, папа, ты знаешь, я договорилась, нам пообещали картошку в зиму привезти. Она у них такая вкусная!
Он задумчиво ответил:
— Ну, дочь, смотрю, ты кормилицей становишься! Не ожидал от тебя такой практичности.
Его слова прозвучали очень обидно…

PS. Надеюсь, что вы, мои дорогие читатели, не раз улыбнулись, читая эту повесть.
Думаю, что вам, будет интересно, узнать, как в дальнейшем, сложилась жизнь, людей, о которых я вам рассказала.
Девочки, учились в техникуме. Мы продолжали дружить, но больше к ним в гости я так и не попала — то погода была, как говорится – не лётной, то жизнь разводила нас по разным углам. Но мы не переставали общаться.
Парни-авиаторы, отработав практику, уехали. С Андреем, в городе, наши пути больше не пересеклись. Надеюсь, что все в его жизни сложилось хорошо.
Алексей, по рассказам девочек, уже на следующее лето женился на юной выпускнице школы. Все в деревне говорили, что у них — ЛЮБОВЬ! Я была очень рада за него.
С Витей мы долго переписывались, пока он учился в техникуме, затем, служил в армии. Письма писать он научился и, почти без ошибок! После армии, хотел приехать ко мне в Курск, но я уже успела выйти замуж. Переписка оборвалась.
Мы остались друзьями.
Девочки, окончив техникум, разъехались по распределению, по разным республикам СССР! Нина уехала очень далеко, в Молдавию. Наша переписка быстро оборвалась. Она вышла замуж, ждала ребёнка. Помню, что я собрала и отправила ей посылку с подарками для малыша.
С Ирой мы не переписывались, но, спустя несколько лет, неожиданно, Ира с Витей приехали к нам в гости. Они поженились и жили на Украине. Старшую дочку назвали Катей.
Далее наши пути, разошлись.

Все события, описанные в повести, реальны. По понятным причинам, я изменила наименование местности, имена и фамилии героев.