"Три грации"

Три немолодые дамы ехали в автобусе. На одной было бордовое приталенное пальто с черной лисьей горжеткой. На второй – фетровая шляпка с вуалью. Третья, в светло-сером салопе, прятала руки в белую песцовую муфту. Я стояла рядом, раскрыв рот, смотрела на них, красивых, румяных и шумных, и думала одну-единственную мысль: «Да как вообще такое возможно?!»

- Какая-то у тебя, Анфиса, помада блеклая!

- Я прочитала, в моде нюдовые оттенки.

- Где это ты прочитала? В журнале «Поликлиника»? Ха-ха-ха.

- Нюдовые? От слова ню? Не слишком ли для 83-летней женщины?

- Не надо кричать на весь автобус про мой возраст, Нинель! Я сейчас от тебя отсяду!

- В нашем возрасте помада должна быть цвета пожарной машины.

- Чтобы все понимали: «Беда поехала»?

- Чтобы все понимали, дама настроена решительно, дама едет в кабаре.

- Вот именно! Едет! А не работает там! Старухи замолкли, разглядывая друг друга, а потом дружно расхохотались. - Вообще-то я сказала невестке и сыну, что мы идём в драматический театр.

- В драматический театр, консерваторию и филармонию пусть ходят те, у кого вся жизнь впереди!

- А правда, там в конце актриса появляется совершенно обнаженная?

- Правда! Только я не понимаю, Анфиса, твоей ажитации. Ты думаешь увидеть там что-то новое? В свои 83?

- Нет, я все-таки отсяду. Вот зачем постоянно напоминать женщине?

- «А я ясные дни оставляю себе. А я хмурые дни возвращаю судьбе…» - неожиданно продекламировала мадам в горжетке.

- Кто-то знакомый. Некрасов?

- Почти.

- Вчера у меня в прихожей лампочка перегорела. Потолки четыре метра. Я взобралась на стремянку, выкрутила потухшую лампочку и поняла, что имел в виду Достоевский, написав «вся комната ходила кругом».

- Ну даёшь, принцесса цирка!

- Это давление. Делюсь изумительным рецептом, называется "Монастырский состав". Нужны в равных частях пустырник, шиповник, девясил, боярышник, душица и... Что же ещё?

- Коньяк! - Находчиво подсказала леди с муфтой.

- «Но я тысячу раз обрывал провода. Сам себе кричал: ухожу навсегда…» - нараспев процитировала горжетка, видимо, большая любительница попмузыки.

- Есенин?

- Кстати, коньяк от головной боли помогает гораздо лучше хвалëного цитрамона.

- Хвалëного кем?

- Моей соседкой Аннушкой.

- Она жива ещё? Сколько ей? Девяносто?

- Какие девяносто, 89 в прошлом месяце исполнилось!

- Молодая...

- Я ей тоже говорю: «Ты же молодая ещё, Анька! Чего ты в эти платки старушечьи рядишься? Да еще чёрные!» А она губки поджала и отвечает: «А в чëм же ещё, Анфиса, женщинам нашего с вами возраста пристало ходить на похороны?» «Нашего с вами» - понимаете? Да я на восемь лет её моложе!

- На шесть.

- Вера! Я отсяду!

- Кстати, о похоронах. Вы заметили, что на них совершенно пропала интрига?

- Интрига?! Я так и знала, что вторая бутылка шампанского была лишней.

- Да не интрига пропала, Ниночка, а куда-то подевались все импозантные вдовцы... Женщины вновь уставились друг на друга, осмысливая сказанное. И весело прыснули, как курсистки, честное слово. - Так чем «Принцесса цирка» закончилась?

- Просидела на лестнице минут десять с закрытыми глазами. Думала, отсижусь, тихонечко слезу. Но в это время Антоша приехал… Как почувствовал. Открывает двери своим ключом, а его мать под потолком на жердочке.

- Представляю Антошино лицо.

- Он так испугался, что у него прихватило сердце!

- Слабак. Сколько ему?

- Шестьдесят.

- Сосунок!

- Да, но всë-таки пришлось вызвать ему скорую!

- Надо было коньяка ему налить.

- "Ветер плачет за окном тихо. - С выражением прочитала горжетка. - Болью отзываются во мне этой молодой луны крики... "

- О-о, это я точно знаю, кто! Это Иван Алексеевич Бунин!

- Всё, девочки, на выход! Кабаре зажигает огни!