Ничего с тобой не сделается, потеснишься!

Свекровь, как гром среди ясного неба, вдруг неожиданно появилась у нас на пороге с огромным чемоданом. Муж был доволен. Взял чемодан и отнес в комнату. Я проследовала за ним.

— Я разве тебе не говорил, что к нам приезжает мама?

— Но у нас же нет места! — пробормотала удивленная я. А его мать ехидно улыбалась.

— Ничего с тобой не сделается, потеснишься! — нагло сказала свекровь, бросая на кровать чемодан. А муж просто молча смотрел.

Да, все происходило именно так: видимо, наши отношения с «мамой» перешли в последнюю стадию — стадию ненависти. И свекровь сегодня появилась у нас не потому, что хотела поступить хорошо по отношению к своему сыну, а потому что хотела сделать плохо мне: она прекрасно знала, как я к ней отношусь.

Хотя, возможно, эта стадия и не была финальной: можно было еще капнуть в чай чего-нибудь «вкусненького» из старинного перстня с монограммой. Туда, видимо, все и шло. Но я пока была к этому не готова. Да и силы мне еще могли пригодиться: борьба обещала быть долгой.

Но мне уже был сделан шах. И грамотным ответом с моей стороны мог быть только мат: и не только в лексиконе, а и в ответных действиях с последующим выходом из игры — партия подходила к концу, и «ловить» здесь мне было просто нечего.

Надо сказать, что и раньше муж поддерживал свою маму в ее смелых начинаниях. Но тогда это было не так явно, и прекращалось, когда мама исчезала из поля зрения: он опять становился милым Севкой, которого я очень любила. К тому же, я думала, что смогу его переделать: ведь он тоже меня любил и должен был во всем со мной соглашаться.

Но это оказалось очередным заблуждением, и не только моим: всем женщинам склонно ошибаться по этому поводу.

Мы поженились по большой любви. И все шло хорошо, а небольшие тычки свекрови, начавшиеся сразу после свадьбы, меня не трогали: хороших свекровей не бывает. И Ольга Васильевна всеми силами старалась мне это доказать.

Она учила меня жить и проверяла содержимое холодильника, проводила пальцем по открытым поверхностям и рылась в корзине с грязным бельем: его надо было сортировать, а не сваливать все в кучу!

Я робко пыталась возразить маме любимого мужа. Но потом желание полемизировать исчезло, и я с трудом сдерживалась, чтобы не надеть эту корзину ей на голову: наглая тетка стала вызывать во мне ответные негативные чувства.

И сейчас, совершенно не церемонившаяся Ольга Васильевна повела себя как героиня одного фильма: «Здравствуйте, я ваша тетя!» Нет-нет, не та тетя, которая из Бразилии: это еще можно было пережить. А другая — из Киева, собиравшаяся жить у родственников в столице. Лично меня тетя мужа устроила бы больше: она хотя бы, была адекватной.

— Что-то у меня, мать, стала много в воспоминаниях кинофильмов, — часто думала я. — Надо завязывать с просмотром ящика.

Но вечерами муж все чаще стал проводить время с мамой — она требовала неусыпного внимания. Шаг в сторону и все недовольство, а точнее крики и оскорбления, почему-то, оборачивались в мой адрес.

Надо сказать, сын вырос и жил с женой и внуком отдельно — мы ему отдали свою квартиру, а сами жили на съемной: так было удобнее для всех. Тем более, что деньги в семье были.

И больше заняться мне было нечем. Хотя еще оставалось чтение. Но во время чтения мысли у меня сворачивали в одну сторону — на конфликт с «любимой» мамой мужа.

И я вела с ней нескончаемый внутренний диалог, которые ведут многие несчастные женщины: а я постепенно становилась очень несчастной. Во время просмотра передач же, хотя бы, можно было немного отвлечься.

— А стучаться тебя никто не учил? — заорала Ольга Васильевна, когда я зашла в спальню: она сидела на кровати — перед ней лежал раскрытый чемодан.

Я хотела сказать, что с удовольствием бы сейчас постучала, но только чем-нибудь тяжелым и ей по затылку, но сдержалась: надо было беречь свои силы. Да и зря метать бисер перед известно, кем, мне не хотелось.

Поэтому я молча захватила кое-что с туалетного столика и вышла. Муж остался помогать маме устраиваться в новом жилище.

— Интересно, — думала я, — а где она будет спать? Неужели, на моем месте?

Оказалось, да! Я прибалдела, но виду не подала.

Муж, мямля и сбиваясь, попытался объяснить, что маме на диване будет спать неудобно. Кто бы сомневался! И предложил альтернативный вариант: он ляжет на диване, а я — в спальне рядом со свекровью. Хрен был не слаще.

— Пусть уж так! — тоскливо думала я: спать со свекровью мне не хотелось. — Я могла ее просто придушить. Но это пока в мои планы не входило.

Ночью из супружеской опочивальни доносился богатырский храп: Ольга Васильевна храпела, как лесоруб. А я лежала без сна и думала, что надо что-то делать: «Долго я так не выдержу».

Утром я встала и, не дожидаясь пробуждения милых родственников — был выходной — уехала к папе с мамой: нужно было, чтобы меня кто-то пожалел! Ведь мы, даже став взрослыми, все равно остаемся в душе маленькими девочками. Особенно, если живы родители.

Мы вместе попытались найти выход из создавшейся ситуации, а его пока не было. Но папа сказал, что он обязательно будет: даже из тупика есть выход — просто нужно повернуть в обратном направлении.

Вечером к родителям пришли гости: мамина подруга с сыном Ванькой — крестником папы. Ванька был красивым молодым человеком, учащимся в «Щуке» на режиссерском факультете. И он неожиданно предложил неплохой вариант: он приедет на квартиру и там всех «распатронит». Подобный фильм о великой силе искусства — он так и назывался — с незабвенным Аркадием Райкиным им показывали в училище в качестве учебного пособия.

— А как ты себе это представляешь? — изумленно спросила я.

— Да просто! — уверенно улыбнулся папин крестник. — Не волнуйся, Людка: все сделаем в лучшем виде.

Видимо, кто-то сверху, любящий кино и режиссеров, решил оказать мне некоторую услугу, предложив необычный ход. И я согласилась.

В назначенное время в дверь позвонили. Ольга Васильевна, чувствующая себя как дома, «ломанулась» открывать. Мы с Севой тоже вышли в прихожую и я остолбенела: на пороге стоял фактурный Ванька…

Он был обряжен в то ли доху, то ли шубу. На голове была даже не меховая шапка, а какой-то малахай — позже я узнаю, что это все было позаимствовано им из театрального реквизита. Видимо, так он представлял зажиточных людей, живших ранее дорого- богато: именно это любила и уважала недалекая свекровь.

Мне некстати вспомнилась известная фраза, созвучная с происходящим, которой фокусник Амаяк Акопян сопровождал свои пассы: Ахалай-махалай. Да, это был, безусловно, махалай. Причем полный.

Помнится, там еще были «ляськи-масяськи», но это к происходящему не имело никакого отношения.

Внешне папин крестник напомнил мне известного баса Федора Шаляпина: тот тоже предпочитал подобную одежду. Но Ванька петь не стал, а строго спросил:

— Кто из вас хозяин? Вы? — и он посмотрел на свекровь.

Ошеломленная Ольга Васильевна молча мотнула головой и показала на меня.

— Мы договаривались, что жить будет только супружеская пара. А почему вас трое? Нарушаете граждане! — выразился он словами участкового милиционера из какого-то фильма: видимо, его тоже демонстрировали в качестве учебного пособия.

Мне подумалось, что сейчас он предложит: Пройдемте! — это было бы совершенно логично.

Но тут я испытала изумление. Наглая Ольга Васильевна внезапно стушевалась и произнесла:

— Да я только на минуточку! Уже ухожу!

Хотя в происходящем никаких нарушений не было: вот что делает великая сила искусства! По степени действия это было сравнимо только с силой животворящего креста.

— Я чего зашел! — вдохновленный успешным началом, продолжил Иван. — Возникли непредвиденные обстоятельства, и придется срочно освободить квартиру.

— А где бабуля? — спросил до этого молчавший муж: мы снимали жилье у пожилой женщины.

— Я за нее! — ответил папин крестник словами из любимого фильма. — Я ее сын!

— Может, внук? — робко уточнил муж: бабуле было под 80.

— Может и внук! — легко согласился студент. И добавил: Какая разница — кто их поймет, современных бабушек? Правда, мамаша? — и он подмигнул оторопевшей свекрови, уже вступившей в активный возраст 65+.

Я подумала, что Станиславский, наверное, ворочается в гробу. Синхронно с Немировичем-Данченко.

— Но у нас еще не кончился договор! — робко попытался разрулить ситуацию Сева.

— А про форс-мажор мелкими буквами вы читали? — Ванька был неумолим. — То-то же! Так что, чем скорее вы съедете, тем лучше.

И, увидев недоуменный взгляд свекрови, направленный на его валенки с галошами, выглядывавшие из-под шубы, поинтересовался:

— Что-то не так, мамаша? Валенки снова в моде, разве вы не знали?

И удалился в ночь, оставив после себя легкий флер недоумения и дорогого парфюма, предупредив, что долго ждать не намерен. Родня, напуганная великолепием происходящего, даже не подумала возразить, хотя в поведении «хозяина» явно наблюдались нестыковки.

Я зашла в спальню: свекровь сидела на кровати — рядом лежал открытый чемодан: это все я уже видела несколькими днями раньше. Только тогда это выглядело более оптимистично.

— Уже собираетесь? — ласково спросила я. — А ты чего стоишь?

Это уже относилось к мужу.

— А разве мы не вместе? — упавшим голосом спросил он.

— Нет, — твердо произнесла я. — Теперь ты будешь жить с мамой. И спать тоже: видимо, тебе это нравится больше.

У мужа начало дергаться веко: так было всегда, когда он нервничал. Но мне было его не жаль: не я первая все это начала.

— Глаз держи: вывалится! — посоветовала я Севе и вышла в другую комнату.

Мама с сыном были готовы через пару часов. На молчаливый вопрос мужа я пояснила, что задержусь: ведь по легенде квартиру нужно было, как следует, убрать — иначе всем просто не поздоровится.

Это было встречено с пониманием и одобрением, но предложения помочь не последовало.

— Надеюсь, что теперь это будет бывшая родня — я подумала, смотря на то, как закрывается дверь, мне фраза грело душу.

Бывшая родня уехала, а я сменила постельное белье и с наслаждением вытянулась на свежих простынях. Я лежала и думала, что завтра пойду и подам на развод. Ведь мы давно уже живем как соседи. А еще, что зря Ванька захотел стать режиссером: из него бы получился прекрасный артист. И Константин Сергеевич был бы доволен. Ну, и Немирович-Данченко, конечно.